возмездия.
Глава XL
Кавалерийский патруль нашел его как раз в тот момент, когда солнце достигло своей высшей точки, и они убили бы его, если бы у него не хватило присутствия духа выкрикнуть название своего подразделения, когда они приближались на галопе, сверкая длинными мечами, спатой и их глаза были сверкающими и нервничающими. Декурион осторожно обошел его, прежде чем с сильным германским акцентом приказал ему спешиться.
Валерий устало покачал головой. — У меня срочные новости для того, кто является старшим командиром в этом районе. Немедленно отведите меня к нему.
— По чьему распоряжению? — спросил германец.
Валерий отряхнул плащ и услышал возгласы ужаса при виде своих ран. — Мне не нужна никакая власть, кроме моей собственной. Я трибун Гай Валерий Верренс, последний командующий Колонии, единственный оставшийся в живых из храма Клавдия, и вы возьмете меня, или я пойду один. Кто командует?
Кавалерист колебался. — Светоний Паулин с Четырнадцатым и Двадцатым.
— Тогда отведите меня к губернатору, но сначала дайте мне выпить, — сказал Валерий. — У меня с рассвета не было ничего в глотке, кроме мочи какого-то друида.
К тому времени, когда они достигли основной колонны, легионы расположились в своем походном лагере на ночь, и потребовалось несколько минут, прежде чем они отыскали шатер Паулина в самом сердце укреплений Четырнадцатого. Валерий заметил группу мужчин со свежими, перевязанными ранами. Значит, на Моне у них не вс
е прошло гладко; по крайней мере, в этом Лунарис был прав. Лагерь Двадцатого был значительно меньше, чем лагерь Четырнадцатого, что говорило ему о том, что Паулин оставил часть легиона на западе, чтобы закрепить достигнутые им успехи. Принял бы он такое решение, если бы знал о масштабах восстания?
Германский кавалерист передал его старшему трибуну из штаба Паулина, офицеру, которого Валерий смутно узнал. — Гней Юлий Агрикола, к вашим услугам. Губернатор желает видеть вас немедленно, но…
Валерий пошатнулся на ногах и изо всех сил старался скрыть обиду в своем тоне. — Извините, я оставил свою форму в Колонии вместе со всем остальным.
— Нет, вы неправильно поняли. Пожалуйста, не извиняйтесь, — запротестовал Агрикола. — Просто я боюсь, что вы можете упасть, и у меня будут проблемы, если я потеряю вас сейчас. Вы очень нужны губернатору.
Трибун провел его мимо телохранителей к Паулину, который как загипнотизированный смотрел на карту южной Британии, прикрепленную к деревянной раме. Рядом с ним стоял второй человек в бронзовой кирасе легата. В конце концов губернатор повернулся, и даже несмотря на свое изнеможение, Валерий заметил перемену в человеке. Глаза цвета осколков гранита глубоко запали, тяжелые брови были нахмурены, а кожа приобрела болезненно-серую бледность, подчеркнутую белой щетиной, из-за чего он выглядел на десять лет старше. Паулин уставился на него в ответ, столь же озадаченный, его разум явно пытался дать имя неопрятной фигуре в рваной кельтской одежде и окровавленных повязках. Валерий вряд ли мог его винить; в конце концов, он запомнил цельного молодого человека в самом расцвете сил, а не изможденного призрака с одной рукой.
Это была цена его жизни.
— Ты больше никогда не поднимешь оружие против моего народа, — сказала Мейв, прежде чем Киран поднял меч и одним четким ударом отсек правую руку ниже локтя. Они использовали горячую смолу, чтобы остановить кровотечение, но Валерий не помнил ничего, кроме запаха жареной плоти и смутного сознания, что он больше не был цельным. Во время поездки на север личинки, размножавшиеся в его разуме, были столь же разъедающими, как и раны на его плоти. Сначала он жалел, что не умер вместе с остальными. Какая польза от наполовину человека? Его солдатская служба была закончена. Он больше не мог держать меч или прибавить свой вес к стене щитов. Конечно, его отец поддержал бы его, но в душе он мало чем отличался бы от калек, с надеждой просивших милостыню у утеса Аргентариус. Последний бой Девятого возродил его гордость и восстановил рассудок. Знаменосцы могли бежать, но они сражались, движимые долгом, честью и отвагой, согласно кодексу, который они разделяли с ветеранами Фалько. Если бы они претерпели смерть за эти ценности, разве он не мог бы претерпеть жизнь?
Реакция Паулина удивила его. — Мой мальчик. Мой бедный, дорогой мальчик. Это ты. Я едва мог в это поверить. Ты так много вытерпел. Мог ли кто-нибудь пожертвовать ради Рима большим?
Валерий подумал о шести с лишним тысячах, пожертвовавших всем ради Рима, но время напомнить об этом правителю придет позже. Паулин явно был человеком, живущим на острие кинжала, и малейший толчок мог вывести его из равновесия.
Но некоторых вещей избежать не удалось. — Трибун Гай Валерий Верренс сообщает о потере Колонии и провале миссии, — официально сказал он. — Я хотел бы похвалить за поведение и руководство ветеранов ополчения, которые проявили себя в лучших традициях римского оружия. Они сражались до последнего человека и до последнего копья, и их нельзя винить в падении города. Если есть вина, то она моя.
— И все же вы задержали их на два дня и до конца защищали храм Клавдия. — Второй человек сочетал в себе природную властность с выражением лица повешенного и цеплялся за любые хорошие вести, как утопающий, цепляющийся за последнюю ветку перед водопадом.
— Я имел честь командовать обороной, — признался Валерий. — Никто не смог бы сделать большего. — Нахлынули воспоминания о Лунарисе и Мессоре, и он слегка пошатнулся, когда его захлестнула волна тошноты.
— Стул для трибуна, быстро, и воды, — крикнул Паулин одному из своих помощников. Валерий сел, и губернатор пристально посмотрел на него.
— Цериалис прав, — сказал он. Имя подтвердило подозрения Валерия и объяснило вид поражения, который окутывал этого человека. Квинт Петилий Цериалис командовал Девятым легионом и в конечном итоге был ответственен за резню, на которую наткнулся Валерий. Это также ответило на его вопрос об орле. Если бы Девятый потерял своего орла, Цериалис был бы мертв; Паулин настоял бы. Голос губернатора вновь обрел прежний огонь, когда он продолжил. — С тех пор, как я взял Мону, мы пережили предательство, бедствие и поражение благодаря этому глупцу Кату Дециану, чья жадность и честолюбие подвергли эту провинцию смертельной опасности и отправили тебя, Валерий, в самые врата Аида. Колония, по крайней мере, потерпела поражение с честью, как подтвердили наши шпионы и кельты,
