этого, она повернулась к нему и косо на него взглянув бросила:
— Я сама лучше вас знаю знаю, где мне быть и с кем оставаться.
Сказав это, Агата едва ли не бегом бросилась вперед. Служительница, которая должна была показывать ей дорогу, с трудом за ней поспевала.
Вскоре они были на месте. Служители распахнули перед ней высокие резные двери.
У Агаты сперло дыхание. Ей казалось, что вот вот она рухнет без чувств. Не помня себя, она шагнула внутрь
Опочивальня дракона-императора находилась в круглой башне. Вдоль стен тянулись стрельчатые витражные окна, закрытые полупрозрачными синими занавесями. По центру стояла кровать — тяжелая и широкая, с резным позолоченным изголовьем.
Дракон-император сидел в изножии постели на измятых простынях. Легкие, как морская пена, нижние одежды укрывали все его тело, оставляя нагими лишь бледное лицо, кисти рук и ступни с загнутыми когтями. Он опустил голову, закрыв лицо пеленой спутанных волос. Агата видела лишь его острый подбородок и искусанные красные губы.
Помимо него в комнате было не меньше десятка служителей. Они стояли недвижимо и тихо, подобно статуям, выстроившись вдоль тянущихся кругом стен.
Когда Агата вошла, дракон-император не поднял лица, но его тонкие нервные пальцы сильнее сжали простыни.
— Пошли все прочь! — сказал он и служители, склонив головы, стройными рядами, потянулись к двери.
Она сделала было шаг назад, не понимая, относился ли его приказ и к ней, но дракон-император тут же окликнул ее:
— Агата, ты останься.
Она вздрогнула, как от удара хлыста и замерла.
Мимо нее шли служители. Их лица были скрыты капюшонами и она не видела их глаз. Лишь один из них, проходя мимо, поднял на нее лицо, и несмело улыбнулся, словно этой улыбкой пытался ее поддержать.
Это был брат Сильвий, с которым она танцевала, готовясь к балу тысячу лет тому назад.
Двери захлопнулись за ее спиной. Все ушли. Они остались вдвоем.
Дракон-император молчал. Он смотрел на собственные ступни, елозившие по шелковому ковру.
Агата не знала, что ей делать. Она не была так уж наивна, и примерно знала, что мужчина и женщина могут делать наедине. Хотя мачеха всегда весьма расплывчато рассказывала о том, что происходит после таинства брака, Агата прекрасно разбиралась в разведении ферналей, и понимала, что должно произойти, чтобы на свет появились птенцы. Также Агата воочию видела вместе Веронику с Нестером и Лили с ее возлюбленным. Теперь, вспоминая странные стоны, доносившиеся из соседнего номера в постоялом дворе Зераны, она догадывалась, что ее соседям тогда было не то, чтобы плохо, а скорее очень хорошо.
Ей не верилось, что нечто подобное вот-вот произойдет и с ней и, что это сделает дракон-император. Раньше, она бы почувствовала себя самой счастливой девушкой во всей Империи, но теперь он пугал ее.
Мысленно, Агата возвращалась к тому дню, когда она сделала ужасающее открытие и, заговорив с ним на змеином языке, осознала, что не человек, а зверь в людском обличие. Все ее тело пробрало дрожью, а сердце и до того бившееся, как птица в клетке, едва не выскочило наружу из ее горла.
— Ты боишься нас? — спросил дракон-император по змеиному.
Агата до боли прикусила щеку, думая, что ответить.
Она вдруг вспомнила отца, и то, как когда она была еще совсем маленькой, он подвел ее к загону, где паслись фернали и объяснил, как надо себя с ними вести:
— Самое главное — нельзя бояться. Они сразу почуют твой страх и твою слабость. Ты всегда должна быть сильнее и выше их, пусть не телом, но духом, и тогда они подчинятся твоей воле.
Агата сглотнула, проглатывая вместе со слюной и охвативший ее ужас. Если дракон-император не был человеком, значило ли это он животное, такое же, как фернали, как лягушки и змеи или хомяки, бегавшие на лугах? Если это было так, то она могла с ним сладить.
Отринув страх, и отбросив все правила, вбитые ей в голову служителями, она прямо на него посмотрела и ответила, тихо напевая на змеином языке:
— Нет, ваше величество, я вас не боюсь. Зачем вы меня призвали?
— Нам стало одиноко.
Ей давно уже было жарко плаще. Расстегнув серебряную застежку на горле, она позволило алой ткани скользнуть по ее плечам и упасть у ног. Оставшись в одних только нижних одеждах, которые, впрочем, были настолько же закрыты и целомудренны, как и у самого дракона-императора, она прошла вперед и не колеблясь больше, села возле него, но не совсем рядом, а так чтобы между ними оставалось расстояние не меньше вытянутой руки.
Он повернул к ней голову, его лицо все еще было занавешено волосами. Она протянула к нему ладонь так, словно он был испуганной ферналью. Он мгновение колебался, а затем ухватил ее руку горячими пальцами и потянул ее к себе.
— Обними нас, — попросил он.
Она подсела ближе. Их тела соприкоснулись, теперь она могла почувствовать идущий от него жар даже сквозь слои их одежд. От его кожи пахло персиковым маслом и цветами сливы, сквозь этот сладкий тягучий запах, пробирался едва различимый немного кисловатый, древесный аромат. Похоже пахли змеи.
Агата обняла его за плечи. Наверно, так бы она прикасалась к Титусу будь он старше. В этом движении не было ничего порочного, только сестринская нежность и теплота.
Похоже, что дракону-императору это понравилось. Он вдруг наклонился к ней и ткнулся лбом ей в плечо. Это было странный порыв, так мог бы сделать желавший приласкаться кот. Осмелев, Агата погладила его по волосам. Они были такими же нежными и мягкими, как и в прошлый раз, когда она их касалась.
— Ты похожа на нее. У тебя такие же волосы. Но ты не она.
— О ком вы говорите, ваше величество?
— Ее звали Селена. Она была первым человеком, которого мы узнали, и который не был к нам жесток. Она понимала нас, также как ты и она нас любила. Людской век недолог и однажды она умерла, но остались ее сестры, дочери и племянницы. Они любили и заботились о нас, но потом и они умерли. Их всех убили… Мы не смогли ничего с этим сделать… не смогли их защитить…
Он сильнее прижался к Агате, обхватив ее руками. Она почувствовала сквозь шелк, как по ее коже скребут когти.
— Мне так жаль, что вам пришлось через это пройти, но все позади.
— Мы остались одни. Больше никого нет. Все нас бросили. Драконы уснули. Невесты умерли. Народ который мы защищали — нас предал. Теперь и другие головы ушли, я
