отдавали, — говорит она мальчикам. — Я хочу, чтобы вы продолжали оберегать ее, продолжали любить ее, продолжали давать ей жизнь, которая всегда была ей предназначена. — Она замолкает и снова делает шаг ко мне. — Просто знай, что я всегда буду наблюдать, всегда скрываться, и когда придет время, я найду тебя снова.
С этими словами она кивает своему охраннику, и они вдвоем начинают идти к выходу из старой фабрики, но как только они собираются выйти через большие двери, я мчусь за ней.
— Подожди, — кричу я, останавливая их обоих. Джиа оглядывается с надеждой в глазах, и что-то ломается внутри меня. — Ранее ты сказала, что со мной было трудно связаться. Что ты имела в виду? Ты пыталась связаться со мной раньше?
Она кивает, и на ее губах появляется ласковая улыбка.
— Да, — говорит она. — Однако твои мальчики возвели вокруг тебя настоящие стены.
— Что ты имеешь в виду?
Она пожимает плечами, пытаясь вспомнить ситуацию.
— Совсем недавно мои люди вытащили ту беременную женщину из камеры Джованни.
— Что? — Спрашивает Роман, его глаза расширяются, и он делает шаг вперед ко мне, он протягивает руку и прижимает ее к моему животу, как будто ему нужно физическое прикосновение, чтобы удержаться на земле. — Фелисити была у тебя?
— Она была твоей? — Спрашивает Джиа, ее взгляд ожесточается из-за того, что ее прервал не кто иной, как ДеАнджелис. — Я так и думала, что этот ребенок принадлежит одному из вас.
— Что ты с ней сделала? — Требует Роман.
Джиа пожимает плечами, ничуть не обеспокоенная отношениями Романа с Фелисити.
— Ничего необычного. Она знала замок, и мы решили, что она будет нашим лучшим шансом получить доступ к Шейн. Мы освободили ее из камеры твоего отца и сказали ей, что если она сможет вытащить Шейн, то сможет сбежать, спасая свою жизнь. Мы дали ей пистолет, паспорт и машину для побега. У нее было все необходимое для успеха, но она все равно потерпела неудачу. Она была слаба.
Роман делает шаг вперед, и охранник вздрагивает.
— Ее схватили и отправили обратно в камеру гнить. Ты могла бы спасти ее.
В глазах Джиа вспыхивает ярость, и она надвигается прямо на Романа, он резко возвышается над ней, как и надо мной, но все же ей удается казаться намного выше.
— Я позволила ей уйти, даже после того, как она провалила свое единственное задание. Я отпустила ее. Мои люди не преследовали ее в лесу. Это не моя вина, что ее снова схватили, и уж точно не моя вина, что вы трое были слишком глупы, чтобы пойти за ней.
— Что ты только что сказала?
— Ты слышал меня, — огрызается она. — В ту ночь в лесу были не только люди твоего отца. Ты вырезал мою семью вместе с его, чего я никогда не забуду.
— Не веди себя так, будто я здесь злодей, — предупреждает он ее. — Ты привела своих людей на мою территорию. Я не виноват, что их убили, это твоя вина. Ты знаешь правила.
Убирая руку Романа со своего живота, я протискиваюсь между ними, сильно толкая Романа, поскольку, давайте посмотрим правде в глаза, у меня недостаточно большие яйца, чтобы толкнуть Джию.
— Ладно, думаю, все, что нужно было сказать, уже сказано, — говорю я им, кивая Маркусу и Леви, чтобы они забрали своего брата, прежде чем он прорвется мимо меня и начнет еще одну войну, в которой мы не в состоянии участвовать.
Они подходят и оттаскивают Романа назад, и Джиа делает то же самое, давая мне пространство, прежде чем обратить на меня свой разгоряченный взгляд и явно пытаясь успокоиться.
— Было бы разумно держать знание о своей родословной при себе, — предупреждает она меня. — Никому не пойдет на пользу, если станет известно, что у меня есть дочь. Есть много злых мужчин, желающих занять мое место, но единственный человек, которого я вижу достаточно сильным, чтобы возглавить такую семью, как моя, — это ты.
Я киваю, и она делает еще один шаг назад.
— Вам лучше убраться отсюда, — говорит она. — Разве вам не нужно спешить на важную встречу?
Маркус застывает вместе с двумя другими и расправляет плечи перед Романом.
— Откуда, блядь, ты знаешь о нашей встрече?
Она показывает ему большой палец вверх.
— Отличная работа по правдоподобному отрицанию, — поддразнивает она. — Золотая звезда для тебя. — Видя его непонимающее выражение лица, она закатывает глаза. — Я Джиа Моретти из семьи Моретти. Моя работа заключается в том, чтобы знать, когда мои враги падают, а вы трое, несомненно, падете. Это был смелый шаг, надо отдать вам должное, но я слишком много лет противостояла вашему отцу. Он снова поднимется, и когда он это сделает, вам троим лучше быть начеку… если я не опережу его.
Джиа ухмыляется, намекая на то, что по крайней мере один из мужчин семьи ДеАнджелис снабжает ее информацией, и, черт возьми, мальчикам это ни капельки не нравится.
Не сказав больше ни слова, Джиа быстро исчезает со своим охранником с дредами, оставляя мне только одно — проклинать этих троих ублюдков, пока у меня из горла не пойдет кровь.
Я медленно поворачиваюсь, во мне закипает гнев, и когда я встречаю их тяжелые взгляды и вижу, как вина разливается по их красивым чертам, я делаю глубокий вдох, чертовски хорошо понимая, что сейчас из глубины меня вырвутся несколько чертовски длинных фраз, и мне понадобится вся помощь, которую я смогу получить.
— ЧТО, БЛЯДЬ, С ВАМИ НЕ ТАК, УБЛЮДКИ? — Требую я. — ВЫ ЗНАЛИ, ЧТО ДЖИА, БЛЯДЬ, МОРЕТТИ МОЯ ГРЕБАНАЯ БИОЛОГИЧЕСКАЯ МАТЬ, И ВЫ НЕ СКАЗАЛИ НИ СЛОВА, ЧЕРТ ВОЗЬМИ? БЛЯДЬ!
Роман испускает тяжелый вздох и делает шаг от своих братьев, оказываясь прямо передо мной. Его пальцы касаются моей руки, и я отстраняюсь от него, предательство обжигает меня, как никогда раньше.
— Давай же, — бормочет он, его братья нерешительно следуют за ним, более чем готовые к тому, что я надеру их сучьи задницы. — Ты можешь проклинать нас в машине, но Джиа права. Нам нужно вернуться домой, пока мы не пропустили эту встречу, иначе мы потеряем их навсегда, и все, ради чего мы работали, пойдет прахом.
Я смотрю на него снизу вверх, мой острый взгляд буравит его жидкие лазеры.
— Отлично, — говорю я ему. — Но за рулем буду я, и тебе лучше поверить, что я собираюсь выместить все на машине, и ни на секунду не думай, что тебе удастся вставить хоть одно гребаное слово. Вы трое будете сидеть сзади в полной тишине, а
