связи. Вполне правдоподобное объяснение. Иногда выхожу на лестничную площадку и слушаю, как Гай и Адам ходят по дому и переговариваются. Иногда Гай работает, а Адам, сидя в своей старой спальне, перебирает гитарные струны. Иногда один из них уходит, но оба одновременно — никогда.
Однажды — Адама не было дома — я уселась на верхней ступеньке, слушая, как Гай топчется внизу, словно раненый медведь. Его одиночество вдруг показалось мне нестерпимым. Мне невыносима мысль, что он страдает и, пока я не пришла в себя, вынужден скрывать свою боль. Поэтому я иду вниз, но, пока спускаюсь, он успевает переместиться на кухню. А у меня внезапно пропадает желание к нему приближаться, и я просто сижу в гостиной. Через некоторое время заходит Гай с чашкой чая, ставит ее передо мной и выплывает из комнаты. Тому, кто знает Гая не так хорошо, как я, его поведение может показаться странным. Но мне-то известно, что Гай довел искусство заниматься мелкими домашними делами медленно и методично до совершенства. Мне хочется окликнуть его, сесть с ним рядом и сказать: я бы все отдала, чтобы тебе стало легче. Но так говорить не годится, поэтому я молчу.
Гай думает, что я его разлюбила. Когда он сам закрутил роман на стороне, то пытался — правда, безуспешно — подвести под свою измену логическую базу. Он верил, что любит Розу, но и меня не разлюбил — потому что он мужчина. Женщинам подобной широты взглядов не дано. Следовательно, пришел он к выведу, если я крутила шашни с Марком Костли, значит, его, своего мужа, больше не любила. Он ошибается. В этом отношении во мне мужского больше, чем он может себе представить. Биологический детерминизм Гая основан отчасти на науке, отчасти — на рыцарстве, но он не прав по обоим пунктам. Он ведет себя со мной великодушно, чем причиняет себе лишнюю боль.
Я не разлюбила его и ни на минуту не переставала его любить. Я не разлюбила нашу общую жизнь здесь, в этом доме, тот мирок, который мы для себя построили. Мы создали его, потому что он нас устраивал. Если что я и разлюбила, то свой образ жизни. Тяжкий труд и бесконечные жертвы — все же я тянула двоих детей, одновременно занимаясь наукой.
Сидя на диване с чашкой чая, принесенной мне Гаем, я вдруг вспомнила, как укладывала детей спать, а на письменном столе у меня уже стоял полный кофейник; я вытаскивала их из ванны и пела им песенки, а сама в это время размышляла о технических аспектах секвенирования белка. Поцеловав детей на ночь, я прямиком бежала к своему столу. Маленькая Керри любила на часок заснуть после завтрака. Тогда я сажала Адама перед телевизором и лихорадочно читала научные статьи или писала свои. Иногда я на миг замирала, ловя себя на мысли «Я могу», не испытывая при этом ни тени самодовольства. Вот, смотрите, словно говорила я окружающим, я справляюсь. Мы тогда по выходным часто ездили к матери Гая — она умерла, когда Адаму исполнилось шесть, а Керри восемь лет. Свекровь устраивала семейные воскресные обеды, на которые, кроме нас, приглашала двух сестер Гая. Каждый раз, когда он вставал из-за стола, чтобы сменить памперс дочке или сыну, все три дамы впадали в благоговейный восторг: ах, какой молодец! Меня почему-то никто не хвалил, хотя я занималась детьми во много раз больше. Но я и не просила похвалы, принимая сложившийся порядок вещей как должное.
Я не потому стала для тебя легкой добычей, что разлюбила Гая. Я просто устала. Я разлюбила эти свои многочисленные обязанности. Я разлюбила себя.
* * *
Мне кажется, существует два типа супружеской измены: серийная и однократная. Я отношу свой случай ко второй категории. Не познакомься я с тобой, никакого любовника у меня не появилось бы. Шансы на то, что мы встретимся, я оцениваю как один на миллион. С той же степенью вероятности я могла ступить на проезжую часть ровно в ту секунду, когда из-за угла вылетел белый микроавтобус, водитель которого говорит по телефону. С такими как я, — я имею в виду, с теми, для кого нарушение супружеской верности — не правило, а исключение, — это если и случается, то в критический для брака период. После адюльтера тебя охватывает такое глубокое чувство вины и стыда, что ты не способен чувствовать к обманутому супругу ничего, кроме малодушной благодарности — за то, что он тебя не бросил.
Ты, как теперь мне известно, относишься к первому типу. Ты серийный прелюбодей. Серийные прелюбодеи изменяют супругам независимо от обстоятельств, хотя всегда находят для себя оправдания. Причина их измен не связана ни с характером супруга, ни с особенностями семейной жизни. Они должны изменять, иначе жизнь теряет для них смысл. На первый взгляд, поведение заядлого изменника заслуживает наиболее строгого осуждения, но, как ни странно, вероятность того, что из-за влечения к острым ощущениям на стороне его вполне благополучный брак распадется, ничтожно мала — хотя бы потому, что он, как правило, достигает вершин в искусстве обмана.
А вот в моральном смысле никакой разницы нет. Теперь я это понимаю.
Я ничего не знаю о твоем браке. Я понятия не имею, как ты вел себя в семье. Но я догадываюсь, что ты жил двойной жизнью. Дома, в Туикенеме, или где там еще, ты был совершенно заурядным человеком: смотрел с женой телевизор, помогал по хозяйству. Иногда вы, в точности как мы с Гаем, спорили, чья очередь ехать за автомобильной наклейкой об уплате дорожного налога. Но одновременно ты крутил романы, беспрерывно меняя любовниц. Если бы не эти романы, ты не смог бы сохранить свой брак. С другой стороны, они были возможны только на фоне твоей размеренной семейной жизни. Одно не могло существовать без другого. Ты превратил свою жизнь в изнурительную партию в пинг-понг и, словно шарик, летал туда и обратно, не в состоянии остановиться. Ты подсел на адреналин. И я вслед за тобой, убегая от скуки повседневной жизни, согласилась сыграть роль в сочиненной тобой пьесе. Я ведь не знала, что к последнему акту пьеса обернется трагедией. Когда это случилось, нам обоим хотелось одного — вернуть ту самую рутину обычного скучного существования, но, увы, оно уже было разрушено. Оказывается, безопасность и защищенность это ценности; их можно обменять на острые ощущения, но обратный обмен невозможен.
Интересно, что произойдет, когда ты выйдешь из тюрьмы. Сможешь ли ты заново построить
