Саша увидел еще одну широкую скальную площадку, заканчивавшуюся обрывом в пропасть, на которую вела широкая створчатая дверь.
Он огляделся, с трудом сдерживая волнение. Шкафы с книгами, коллекция оружия на стене, несколько кресел, на которых от времени потрескалась кожа, камин… Жизнь замерла здесь почти девятьсот лет назад, оставив нетронутыми все мельчайшие предметы, вплоть до тяжелого бокала на столе, ручки поперек листа, и… перчатки.
Тэр с Аркемом в немом изумлении замерли на пороге.
— Это же…
— Рабочий кабинет Нигейра, да, — спокойно бросил Кольер. — Да тут кроме него… — он не договорил, подойдя к окнам. — А я, оказывается, многое забыл. Не ожидал… — в голосе старого нага послышалась несвойственная ему ностальгия.
Помолчав, он добавил.
— Работы здесь — на несколько лет. У меня где-то сохранились поэтажные планы хранилища. Надо определиться, с чего начать.
Саша, зачарованный видом на ледяное плато, повернул ручку двери и неожиданно она подалась, выпустив его на просторную, занесенную снегом площадку.
— А где само оружие? — ошарашенно спросил Тэр
— На третьем и четвертом уровнях, — ответил старый наг. — Что-то может быть на полигонах и в тренировочных залах, — обойдя кабинет, он взял со стола перчатку. — Ну-ка, примерь, — и он кинул ее только что вошедшему обратно Саше.
Это была такая же блестящая сморщенная тряпочка, но указательный палец на ней оказался длиннее остальных и заканчивался острым навершием в виде выточенного из цельного алмаза когтя. Она предназначалась для правой руки, и Саша поспешно перекинул старую перчатку на левую. Поначалу правая перчатка ощущалась чужеродной — она не торопилась сливаться с рукой, как та, первая. Под его настороженным взглядом она потеплела, потекла по пальцам и обволокла кисть, словно вторая кожа. На глазах у всех кончики его пальцев удлинились, а указательный, с алмазным лезвием на конце, и вовсе вырос до размеров полноценного клинка, похожего на короткий кинжал. Левая, словно получив команду от правой, мгновенно трансформировалась в уже привычный коготь.
Как завороженный, Саша смотрел на свои обтянутые удивительным оружием руки. Он взмахнул правой рукой, пытаясь сообразить, как управлять этим странным приобретением, но вдруг понял, что с руками что-то происходит. Опять накатила сильная боль в позвоночнике, такая, что на глаза навернулись слезы. Ему хотелось кричать, но он стыдился перед ними… Его шатнуло, кабинет поплыл перед глазами, ему показалось, что у него нет ног, нет рук, а туловище разрывается, растягивается во что-то невообразимое… Вспомнив совет элеза в Белом овраге, и чувствуя, что задыхается, он рывком бросился на площадку за окном, краем глаза заметив, что Кольер не только хладнокровно стоит и смотрит, но и удерживает Тэра от попытки кинуться за Сашей.
Тем временем боль стала совершенно невыносимой, и он закричал, полностью теряя контроль над собой, и чтобы прекратить эту адскую пытку, рванулся вниз, на скалы, в спасительный снег…
Стремительно промелькнули скалы, и буквально через несколько мгновений он понял, что не падает, а летит, и что боль ушла. Осторожно повернув голову, он обнаружил, что вместо рук у него зеленовато-золотистые чешуйчатые крылья, чем-то похожее на кожу малой перчатки. То, что было ниже, оказалось длинным змеевидым туловищем, заканчивающимся мощными четырехпалыми лапами. Паника захлестнула его — он ведь никогда не пробовал Крылья и не умеет летать самостоятельно, что, если он потеряет контроль над полетом? Он неловко изогнулся, развернулся и, нелепо и суетливо дергая крыльями, поднялся вверх, к карнизу, с которого бросился несколько минут назад и сразу же увидел Кольера, который стоял в дверном проеме, терпеливо ожидая его возвращения.
— Осторожно, — сказал он, когда Саша почти упал на каменный балкон. — Отойди подальше от края и вспомни себя таким, каким ты был до этого. Руки-ноги свои вспомни, — хладнокровно посоветовал он.
Саша попытался подтянуть крылья к туловищу и снова ощутил уже знакомую острую боль в позвоночнике. Сознание выключилось, а когда он пришел в себя, Кольер сразу же вздернул его на ноги.
— Все, на сегодня хватит. Пошли.
Но Саша не мог. Его трясло от холода и страха, но мучительнее всего было острое непонимание происходящего. Он обернулся назад, на горы, и неожиданно увидел, как словно бы ниоткуда, прямо из небесной синевы, вынырнула огромная черная птица размером в полнеба. Ворон несся прямо на него с такой стремительностью, что Саша отпрянул назад, желая побыстрее заскочить внутрь, но птица неожиданно заложила вираж перед карнизом, не долетев до него всего ничего, и стремительно ринулась вверх. Саша как завороженный наблюдал, как он заходит на второй круг и… внезапно позавидовал его совершенному умению держаться в воздухе.
— Как же, убьешь его, — буркнул Кольер, и в голосе наставника Саша неожиданно услышал облегчение со скупыми нотками радости.
— Он… видел, как я…превратился в… это? — спросил Саша, дрожа от охватившего его мучительного холода и усталости.
— Да, скорее всего. Или почувствовал, — ответил Кольер. — Давай-ка уходить. Я не уверен, что он сейчас безопасен. Вороны никогда не отличались особой вспыльчивостью, но если их очень сильно разозлить, то…
— То что? — спросил Саша
— Лучше не злить, — усмехнулся старый наг. — Уходим.
****
Огромная черная птица кружила над сумрачными южным полесьем Ар Ирнана, выслеживая добычу. Птице было хорошо — сытая, сильная, она не чувствовала ни преград, ни опасности. Где-то глубоко пряталась частица человеческой души, слабая частица, испугавшаяся зверя, не желавшая ни повелевать, ни покориться. Птица наслаждалась теплой, сытной плотью и частица человека в ней вынужденно делила с ней этот экстаз. Однажды, в одну из теплых ночей в полете над иллимскими островами, ворон почувствовал рвущуюся грань и отчаянный крик другой птицы — зеленоглазой сущности, бывшего божества, заключенного в плену Маара. Взмыв ввысь, он легко прорезал Грань и мгновенно очутился в том месте, где опять из рассеченного ножом пространства ползли нелепые сгустки некроса. Он решил не снижаться, он и так хорошо знал, что там происходит. Люди уничтожали нэргов, сбивали воздушные машины, и когда бесформенные куски плоти были уничтожены, он сделал петлю над разрывом, стремительно сращивая прореху. Описав еще один круг над полем боя и убедившись, что ни одна тварь не ушла живьем, он взметнулся в небо и направился вдоль Фераннонского хребта посмотреть на свою землю.
О да, это была его земля, он чувствовал каждую ее клеточку, каждое живое существо в этом мире принадлежало ему. Он был сыт и охотиться больше не хотел. Накупавшись вдоволь в ледяной воде у северного берега, он опустился на одном из любимых островов, чтобы погрузиться в глубокий, но чуткий сон.
Что-то чуждое разбудило его днем, какой-то толчок, пришедший извне. Он почувствовал странное возмущение во
