занятий достаточно.
Время до приема прошло в мелких делах и переходах в будущее. А сегодня надо собираться в гости. Поскольку заявлено о небольшом семейном приеме, Наталья решает остановиться на скромном платье, сшитом Полиной по ее идеям. Оно скорее похоже на офисный костюм – строгая черная юбка в пол, жакет и белоснежная блузка с жабо и красивыми манжетами – очень элегантно и необычно, но думается, дамы оценят. Такие наряды войдут в моду чуть позже, во второй половине века и повторятся в наше время, Варвара в шутку назвала Наталью в этом наряде «депутатом Верховного Совета, идущую на прием в Смольный».
Анатоль, который заехал за женщиной, тоже с большим интересом оглядел ее наряд, видно, он не ожидал увидеть нечто необычное у провинциальной дамы. Но и мы не лыком шиты.
Наталья очень сильно волновалась – не столько от того, что это будет ее первый прием в столичном кругу, сколько от того, выслушают ли ее идеи – а она хотела именно здесь проговорить в качестве репетиции идеи о Женском обществе, в частности, и о расширении роли женщины в обществе. Она понимала, что до идей эмансипации и феминизма еще очень далеко, но начинать-то потихоньку надо.
Дорогу до дома Олениных она почти и не заметила, как зашли – тоже, но первый, кого Наталья увидела в комнате среди сидящих людей, с любопытством ее оглядывавших, был Иван Андреевич Крылов, или дедушка Крылов, как привыкли его называть в будущем. Но он явно не выглядел дедушкой – ему сейчас всего сорок три года, он еще достаточно моложавый, но уже очень полный, грузный.
Когда мужчины встали при появлении женщины, он лишь немного приподнялся, но это ее нисколько не обидело. Увидеть Крылова она никак не ожидала, хотя знала, что он был другом этой семьи, подолгу жил в их доме, именно Оленин устроит Крылова на должность в Императорскую Публичную библиотеку, директором которой он стал совсем недавно, чуть меньше года назад. Да, вот бы была сенсация среди учеников, если бы учительница сказала, что видела «живьем» автора знаменитых басен, которые они так любили разыгрывать на уроках – «Вороны и Лисицы», «Волка и Ягненка», «Квартет» и многих других.
Эта мысль заставила Наталью улыбнуться, она уже спокойно слушала представление Анатоля, который назвал ее поэтессой и автором сборника стихов, который он держал в руках. Женщина спокойно поправила его:
– Увы, но это не я автор всех этих текстов, я всего лишь их собирательница. Эти тесты сочинили совсем другие люди, но я решила их показать широкой публике.
– Да, это скорее всего так, – вдруг сказал Иван Андреевич, – все тексты слишком разные как по стилю написания, так и по структуре. Да и размер у многих интересный, необычный, тут и не ямб, и не хорей, он не повторяется раз от разу. И потом, многие явно написаны мужчинами и для мужчин, а другие – дамами или для дам.
Наталья с интересом посмотрела на него и подивилась проницательности профессионального литератора.
Пока присутствовавшие украдкой осматривали женщину, она также украдкой осматривала обстановку дома. Оленин был поклонником искусства древней Эллады, поэтому комнаты его дома украшали предметы античности, стояли маленькие столики, накрытые для ужина. Угощение было достаточно скромным, но все было свежим и вкусным.
Поразил Наталью и внешний облик хозяина дома – Алексей Николаевич был очень маленького роста, почти карлик, худое вытянутое лицо казалось бы невыразительным, если бы не пронзительные черные глаза, внимательно ее осматривающие. Говорят, именно он был прототипом Митрофанушки из комедии Дениса Фонвизина, но устыдившись написанного, стал учиться и значительно исправился, да так, что стал академиком и знаменитым ученым, чиновником высокого ранга.
За столом все разговаривали по-русски, в карты не играли, зато играли в разные занимательные игры, преимущественно в шарады. Наталья пожалела, что не сообразила прихватить с собой лото и домино, но решила послать потом в подарок за прием.
В шараде ей выпал фант, по которому она должна была что-то исполнить. Наталья растерялась и решила не петь, а прочитать одну из первых басен Ивана Андреевича Крылова «Недовольный гостьми стихотворец», которую она как-то нашла и выучила ради интереса.
У Рифмохвата
Случилося гостей полна палата;
Но он, имея много дум,
На прозе и стихах помешанный свой ум,
И быв душей немного болен,
Гостьми не очень был доволен;
И спрашивал меня: «Как горю пособить,
Чтоб их скорее проводить?
Взбеситься надобно, коль в доме их оставить,
А честно их нельзя отправить
Из дома вон».
Но только зачал лишь читать свою он оду,
Не стало вмиг народу,
И при втором стихе один остался он.
Все рассмеялись, и она почувствовала себя намного спокойнее. Разговор перешел на литературу и творчество поэтов и писателей. В это время как раз активно шел спор о языке. Это был спор «архаистов» и «новаторов» – «шишковистов» с «карамзинистами». Адмирал и литератор Александр Семенович Шишков, основатель литературного общества «Беседа любителей российского слова», резко выступал против тех, кто, по его словам, «заражен неисцелимою и лишающею всякого рассудка страстию к французскому языку».
К таковым им причислялись не только литераторы сентименталистского направления, главой которых тогда был Николай Михайлович Карамзин, и которые задались целью усвоить западную словесность, по преимуществу французскую, создав в литературе сентиментальный «новый слог», но и значительная часть русского высшего дворянского общества, которая была полностью или частично ориентирована на французскую культуру и поведение людей.
Захотели узнать и ее мнение, и учительница, вспомнив о засилье англицизмов и американизмов в русском языке, сказала, что во многом Александр Семенович Шишков прав – надо стараться сохранять русский язык как основу души народа, изучать и записывать фольклор и даже похвасталась, что начала собирать русские народные сказки и пообещала прислать Олениным эти сборники.
Но в то же время и от заимствования обойтись нельзя – ведь слова приходят вместе с предметами из других стран. Так обогащается наш «живой как жизнь», по выражению Корнея Чуковского, русский язык. Наталья видела, что эти высказывания заинтересовали гостей, они переглядывались с интересом, не ожидая такой смелости от тихой провинциалки.
Вспомнив о своем желании предупредить Мусина-Пушкина о пожаре Москвы и сохранении «Слова о полку Игореве», она стала искренне восхищаться этим бессмертным памятником древнерусской культуры и посоветовала Алексею Николаевичу просить о передаче списка «Слова» в Публичную библиотеку, чтобы литераторы имели возможность изучать это произведение. И очень обрадовалась, когда он пообещал подумать
