Доброе утро, — вежливо сказал я, приблизившись. — Мне бы хотелось порыбачить. С детства мечтал поймать синего донника. Готов заплатить за поездку…
Я заткнулся, осознав, что забыл название местной валюты.
— Моя знать хороший мезто, — раздался старческий голос. — Отвезти взего за три уирати.
— Договорились, — согласился я, с сомнением разглядывая добровольца.
Это был седой дед, на вид древний, как говно мамонта. Под обвисшей, пятнистой от возраста и загара кожей прорисовывались сухие мышцы. Руки, грудь, спину и даже часть морщинистого лица покрывали замысловатые татуировки. Из одежды старик носил только светлые полотняные штаны, длиной чуть ниже колен.
Остальные рыбаки потеряли ко мне всякий интерес. Отвернувшись, возобновили прерванную беседу.
— Идти за мной, — просипел дед.
Пожав плечами, я направился за ним.
— Помогать, — скомандовал рыбак, когда мы приблизились к одной из лодок.
Вместе мы столкнули ее в воду.
— Залезать, — вновь распорядился дед.
Язык чесался сказать, что это я плачу ему деньги, а не он мне. Сдержавшись, я запрыгнул в лодку. Дед залез следом, взялся на короткое весло с вытянутой овальной лопастью. Ловко работая им, направил суденышко в море.
* * *
Сперва мы плыли вдоль береговой линии. Потом повернули и начали отдаляться от острова. Вскоре лодку подхватило сильное течение: пирога поплыла быстрее, при этом рыбак почти не шуровал веслом.
Над морем поднялось солнце, окрасив воду в насыщенно-оранжевый цвет.
Через какое-то время вдали показался крохотный плоский островок. Старик вновь активно заработал веслом, правя к нему.
Когда лодка ткнулась острым носом в песок на берегу, он живо выскочил и наполовину затащил ее на сушу. После, ни слова не говоря, пошел вдоль воды, собирая скрученный, побелевший от солнца плавник.
Пока он бродил, я вылез, присел несколько раз, чтобы размять ноги.
Вернувшийся дед высыпал деревяшки на песок. Вынув из кармана маленький футляр, достал какие-то спутанные сухие волокна и линзу. Сфокусировав солнечный луч, подпалил растопку. Протянул к огню руки, точно пытаясь согреть.
— Дедуль, — позвал я, — мы, вроде к ловцу духов должны были плыть.
Старик повернул голову.
— Я знал, что однажды ты придешь, — произнес он без всякого акцента. — Но не подозревал, что это произойдет так скоро.
— Хотите сказать, вы и есть тот самый ловец? — Я с подозрением оглядывал рыбака. Из рассказа отца мне показалось, что Хаванавана-Налу должен быть значительно моложе. — Кстати, у вас островной говор пропал.
— Я великий мастер Олеломенахоку, — сообщил дед. Ухмыльнулся: — В молодости десять лет прожил в странах белых людей на другом континенте. Там и научился хорошо говорить по-вашему.
— Путешествовали? — с иронией спросил я.
— Учился, — серьезно ответил он. — Мои родичи готовились к войне с белыми захватчиками. И считали, что прежде нужно как следует узнать врага. Я был одним из тех, кого отправили это сделать. Но после меня позвал путь меа-хопу-ухане.
Дед вновь уставился в огонь, держа над ним руки с растопыренными пальцами. Потом провел ладонями по лицу, будто умываясь.
— Один из ваших провел ритуал, — начал я. — После чего я изменился. Первое время все было хорошо. Но затем стали появляться воспоминания. Чужие воспоминания. И головные боли.
Старик вновь провел руками над костром. После обтер левую руку — от плеча до кончиков пальцев. Проделал то же самое с правой. Повернулся ко мне. Диковато осклабился, показав крепкие белые зубы:
— Иначе и быть не могло. Духи все больше проникают друг в друга.
— Какие духи? — напрягся я.
— Те, которые есть ты.
От этих слов мне стало слегка не по себе.
— Еще раз, дедуль, какие духи? — сдержанно спросил я.
— На что похож твой мир? — неожиданно поинтересовался Олеломенахоку.
— Какой мир? — Неосознанно я принял боевую стойку. — О чем ты?
— То место, откуда ты пришел, похоже на Теаоваи-Мете-Онеру — Мир Воды и Песка? Или Сагинею, как зовут ее белые люди?
У меня пересохло в горле.
— Откуда ты… — я кашлянул. — Откуда ты знаешь?
Старик вновь усмехнулся:
— Я великий мастер. Я чувствую тебя, как рыба чувствует море. Ты сделан из трех. Но один немного больше других. И он чужд этому месту.
— Объясни мне все, — хрипло распорядился я, чувствуя, как колотится сердце. — Немедленно!
Ловец духов уселся, скрестив ноги, будто собрался медитировать.
— Знаешь, как исцеляют лапувале — детей, что родились со слабым духом? Ловят душу в Моана-Полинуи. И запускают к духу лапувале, словно мелкую рыбку в сосуд с осьминогом. Дух лапувале пожирает безымянную душу. Напитывается ее силой. И становится большим и сильным. А больное дитя превращается в умного человека.
Мой ученик поймал дух в Великом Темном Океане. Поймал чужака извне. Но не смог связать с духом этого мальчика. Видимо, потому что внутри уже было два духа.
Хаванавана-Налу силен. Но пока недостаточно, что чувствовать подобное. Не сумев справиться, он в отчаянии воззвал к лима оке-акуа, существам иной природы, нежели мы. Обычно они не отзываются на зов ловцов духов. Но в этот раз они пришли. И совершили чудо, сплавив три духа в один, как кузнец сваривает три куска железа, чтобы сделать крепкий нож.
Я ощутил слабость в ногах.
— Какого хрена ты несешь?!
Старик промолчал.
— Если знаешь, что я не отсюда, верни меня домой!
Олеломенахоку с мерзкой ухмылкой качнул головой:
— У того, кем ты был, больше нет дома. Как и у всех безымянных духов.
— Слушай, ты…
— Безымянные духи, — не обращая внимания на мои слова, продолжал старик, — это мертвецы. Твое бывшее тело сгнило, его съели рыбы, растерзали звери или сожгло пламя.
— Я лежал в больнице! — воскликнул я. — Я был жив!
— Нет, — непреклонно заявил великий мастер. — В Моана-Полинуи попадают лишь ушедшие из круга живых… Кем бы ты ни был в своем мире, того человека больше нет. Тебе некуда возвращаться.
Я отступил, отрицательно качая головой:
— Этого не может быть!
— Так устроено сущее, — равнодушно промолвил Олеломенахоку. — И никакие отрицания не изменят порядка вещей.
Все еще мотая головой, я упал
