Заключение. К новым горизонтам
Типичное письмо, посланное из типичной жизнии публикуемое без купюр и комментариев
Юрий Андреевич!
Ваши «Три кита здоровья» повлияли на мою жизнь настолько определеннымобразом, что мне кажется просто нечестным не откликнуться на ваш «Ответ»,напечатанный в двенадцатом номере «Невы» за 1988 г.
Я родился в 1947 г. С первого класса постоянно болелангинами. Еще до школы приладился играть на гармошке, так что и винапопробовал. В пятом классе начал курить.
Отец мой был военный. Часто меняли место жительства. Школывсе были периферийные; музыкантов, учителей пения там и в помине не было. Кдвенадцати годам я уже вовсю «наяривал» на баяне. Повышенный интерес к моейособе со стороны взрослых льстил мне. Жить было интересно.
Очень любил читать: сказки, фантастику, про чудо-богатырей ипрочее такое. Случайно, на безкнижье, взялся за случайно попавшиеся собраниясочинений Чехова, Гюго да Шолом-Алейхема. Помню, как сильно поразила моевоображение «Русь изначальная», — автора забыл.
Мне хотелось стать сильным, умным, элегантным.
В шестом классе я стал тайком, чтоб никто не видел, бегатьрано утром да подтягиваться на перекладине. Все это, конечно, стало достояниемгласности; взрослые меня захвалили, и пробежки я прекратил. Обзавелся гантелями— стал заниматься дома. С тех пор в общем-то с перерывами на болезнь да навыпивки гимнастикой все время и занимаюсь.
Иногда бросал курить…
С седьмого класса я учиться практически перестал. Кое-какдотянул до десятого, перешел в вечернюю и, поднапрягшись, сдал выпускныеэкзамены.
Отец вышел на пенсию и мы переехали на постоянное местожительства в Л.
Знакомый аккордеонист отвел меня «за ручку» в Дом культуры иустроил туда руководителем музкружка по классу баяна и аккордеона. Началась«веселая» жизнь. Познакомился с медвытрезвителем.
Познакомился также и с нотами (поневоле) и, прозанимавшиськак следует год, поступил в музучилище им. Мусоргского. По конкурсу прошел, ноучиться не смог: перешел на заочное, взял академический, а потом и отчислили.Для полноты картины добавлю: после окончания школы в 1964 году из милицейскогопикета меня отправили в психоневрологическую больницу. Четыре месяца я тамотмаялся. Дина Казимировна Покровская решила маленько подлечить меня отшизофрении. Пройдя через всякие аминазинные и инсулиновые испытания, вышел я насвободу после Нового года со 120 килограммами чистого веса при росте 178. Рожанаглая и самодовольная — такое видел, такое испытал, такое знаю, о чем никто ине подозревает. В армию идти не надо — ну просто преуспевающий, многоопытныймолодой человек. Однако ежегодные явки в диспансер два раза в год скоронаскучили, настроили меня на грустный лад. «Смотри, — говорили мнесветила, — стоит тебе только пробку понюхать, — окажешься вбольнице!» Ну что ж. И я стал пить принципиально. Дееспособность свою доказывали удовольствие получал.
На третьем десятке чувствую — что-то мне не нравится. Мехарастягивать надоело, зарплата маленькая, запутался с совместительствами, в горуподниматься тяжело, половина зубов гнилая, волосы лезут, глаза, как у кролика.Живот уже не все время подбирал. Груди стали, как у женщины. В баню и на пляж яуже ходить опасался. То бороду отпущу, то усы — результат все тот же.
Надо менять образ жизни! И поменял. Пошел в работяги. Тут явпервые Столкнулся с эффектом «компрометирующего диагноза». Работал грузчиком вмагазине, трансагенстве, пилил дрова в «гортопе». Стал пошустрее, посуше. С «бормотухи»перешел на водку. Научился пить «артельно». В вытрезвитель забирать перестали.Я почувствовал себя опытным мужчиной. Захотелось более надежного крепкогозаработка. Устроился приемщиком в приемный пункт посуды. Надо сказать, что ктому времени с 18 лет я жил с женщиной на 17 лет меня старше, очень интересной,прекрасно разбирающейся в литературе. Мы с ней разводились, сноварегистрировались; сейчас она на пенсии, инвалид первой группы по зрению, мыпо-прежнему живем вместе, живем хорошо.
Приемщиком я проработал ровно месяц; быстренько запутался вотношениях с директором магазина, в финансовых махинациях, переругался и,спровоцировав небольшой скандальчик на квартире у матери, загремел в д. Коваши.
Обстановка там уже была не такая изысканная, как наЛиговском, 128: сплошь алкаши да эпилептики, розыгрыши самого низкого пошиба.Лечили меня инсулином. Было это в 1972 году. На игру, как в первый раз, ужепохоже не было. Обработали так, что лет пять после этого мне становилось не посебе при виде белого халата или кареты «скорой помощи». Начало побаливатьсердце.
Александр Львович, заведующий больницей, при выпискепообещал моим родителям, что «вспышка» повторится не позже чем через четырегода. Я уже и сам стал не вполне уверен в своем здоровье. Жена моя былавозмущена, почему меня лечили от шизофрении, а не от алкоголизма, что для менябыло ненамного приятней, но все-таки спасибо ей за то, что не считала менядушевнобольным. (Для справки: первый раз я попал в больницу совершенно трезвый,в «непитейный» даже период моей жизни. В милицию меня отвел дружинник поподозрению не знаю в чем. В милиции меня обыскали. Нашли пачку рукописныхлистков со стихами. Стихи дежурному, видимо, показались странными: «…встаньте,проснитесь! Седая история девушкой вдруг нам предстала юродивой. Ей ведь несправиться с тьмущей сердец. Кто ее понял — тот молодец…» — и еще в том жероде. Он меня спросил, я ли это написал. Я не отказался. Тогда он набрал номер…
