мест преступления. Обычно именно криминалисты играли решающую роль в расследовании. Именно они подкидывали то, что позволяло напасть на след убийцы и поймать его. Но в этом деле все шло не так.
– Я должен проверить компьютер Катарины. А кто-то из вас должен добыть журнал посещений архива и управления в нужный день.
– Займусь, – подал голос Артур. – Я тут подумал вот о чем. Катарина Куге действительно работает в полиции тридцать лет. Но она совершенно не продвинулась по службе и несколько раз уходила из управления, а потом возвращалась. По сути, я не знаю никого, кто был бы с ней близко знаком.
– Это к чему сейчас? – спросил Грин.
Криминалист нервно передернул плечами и поднял на детектива глаза.
– Несколько лет назад я участвовал в деле, главным фигурантом которого оказался сотрудник моего отдела. Мужчина-криминалист, который служил в полиции десять лет. Он успел убить пятерых, прежде чем мы его вычислили. Поехал на фоне смерти матери-садистки, профессора по химии в Тревербергском университете. Вам лучше не знать, что он делал с жертвами. С тех пор я понял одно: под подозрением должен находиться каждый. Потому что на работе мы носим одно лицо. Дома другое. А наедине с жертвами можем носить третье. Любой из нас.
В кабинете снова стало тихо. Аксель задумался. Он тоже сталкивался с тем, что убийца оказывался из числа приближенных к полиции. А еще с тем, что твой напарник в армии – двойной агент, которому поручено устранить лично тебя. Еще вчера ты был готов отдать за него жизнь, а сегодня вынужден убить его, защищая свою. Аксель долго приходил в себя после того инцидента и думал, что доверие атрофировалось за ненадобностью. Слова Тресса его отрезвили.
Доверять нельзя никому. Даже самому себе.
С чего он решил, что можно доверять Катарине?
С того, что на мгновение он почувствовал себя так же, как в первые месяцы после усыновления Сарой? Какой же он идиот.
Грин сжал правую руку в кулак и поднес к лицу. В темно-синих глазах полыхнула молния, но он сдержался. Обвел команду холодным взглядом. Кейра выглядела так, будто на ее глазах только что убили человека. Она была страшно бледна, закусила губу, но держалась. Возможно, из последних сил.
– Я не верю, что Катарина – убийца, – наконец сказал Грин. – Пока что у нас нет доказательств. Никаких. Наша задача их найти, а потом выстраивать версии…
Договорить он не успел. Телефон снова зазвонил. Марк.
– Да.
– Аксель, я приехал в больницу и поговорил с главврачом. Ты сидишь?
– Допустим.
– Имя женщины, которую я искал, Лили Куге, – быстро заговорил Марк. Аксель отвернулся от команды и закрыл глаза, вслушиваясь в каждое слово и чувствуя, как стекленеет душа. – В 1985 году она зарезала отчима на глазах у своего младшего брата, Альберта Куге. С тех пор она живет в психиатрической городской больнице Треверберга. С 1985 года Лили пыталась покончить с собой восемь раз. Каждый раз ее откачивали. Проводили курс лечения, потом снимали с тяжелых препаратов, но попытки повторялись. Занимательно здесь то, что как-то ночью она сбежала на кухню и подожгла себе руки на газовой плите. Знаешь, почему? Потому что она грязная оболочка, у нее нет души. А огонь очищает. Ну и напоследок: ее мать – Катарина Куге. Сотрудница полиции. За четырнадцать лет ни разу не посетила дочь. А вот братишка посещает постоянно. Примерно раз в месяц. Я поговорю с Лили и попытаюсь вытащить все, что она знает про брата. А ты займись матушкой.
– Невероятно, – пробормотал Грин, разворачиваясь на кресле к команде.
Три пары глаз сверлили его, причиняя почти физическую боль. Грин положил аппарат на стол. Набрал на рабочем телефоне номер архива, но там никто не взял трубку. Попробовал позвонить на личный номер Катарины – телефон выключен. Команда ждала. А Аксель чувствовал себя полным идиотом. Что они такого сделали или сказали, что Куге почувствовала опасность?
– Катарина Куге – мать Инквизитора, – наконец произнес он. – Кейра, запрещаю с ней общаться, если она выйдет на связь или приедет к тебе. Артур – выясни, где она и как ее найти. Она не ответила на звонок, думаю, что уже сбежала. Дилан – делай что можешь. Марк был прав.
– Значит, стандартная схема, – с неожиданным спокойствием сказал Тресс. – Недвижимость и транспорт. Займусь.
– Кейра…
– Я поеду домой, – сказала Коллинс.
Грин внимательно посмотрел ей в глаза, но ничего не сказал.
– Со мной будет Тим, – внезапно покраснев, произнесла она. – Он и защитит, и…
Мужчины переглянулись, но ничего не сказали. Наконец Аксель сдержанно кивнул.
8. Марк
29 октября, вечер
Городская психиатрическая больница
Лили оказалась красивой женщиной с выразительными, но бесстрастными глазами, тонкими чертами белого лица и длинными волосами, вопреки всему собранными в сложную прическу из кос.
Доктор Эльза Эллингтон позволила Карлину встретиться с пациенткой, но предупредила, что вытянуть из нее любую информацию будет практически невозможно. Лили не разговаривала ни с кем, кроме брата. Она молчала на групповой и личной терапии, не вступала в контакт с другими пациентами клиники. Но Марк все равно решил попробовать. Обычно у него получалось разговорить даже того, кто молчал годами. Не в смысле, что тот внезапно начинал произносить слова. А в том, что он начинал выдавать информацию любым доступным способом. Рисовать. Показывать глазами на что-то. Жестикулировать. Карлин надеялся, что и сейчас ему улыбнется удача. Которой так не хватало всему их расследованию.
Доктор Эллингтон оставила профайлера наедине с пациенткой, предупредив, что санитар рядом. Марк прошел в просторную палату, стены которой были увешаны рисунками. Лили рисовала карандашом и акварелью. Десятки автопортретов без глаз. Ужасающее зрелище. Но больше всего ужасало другое – фотографическая точность, с которой Инквизитор воспроизвел рисунки сестры. По меньшей мере два из них. На одном были изображены сожжение ведьмы и раскаивающийся священник. На другом женщина лежала со сложенными на груди руками и была похожа скорее на каменное надгробие. Так положили безымянный труп, о котором рассказывала Катарина.
Ох, Катарина. Сейчас, когда он знал правду, сходство между Лили и офицером Куге стало неоспоримым.
– Привет, Лили. Меня зовут Марк, я из полиции. Можно я присяду?
Женщина никак не отреагировала. Она сидела, сложив ноги, и смотрела в окно, за которым снова шел дождь. Марк считал до двадцати, выдерживая паузу. Окончив счет, он нарочито мягкими, неторопливыми шагами пересек пространство палаты и сел напротив пациентки на свободную кушетку. Лили снова не отреагировала.
– Ты очень красиво рисуешь. – Пауза. – Какой рисунок твой любимый?
Быстрый
