Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
может, что поменяешь…
Черненькая открывает чемодан. Там оказываются одни книги в строгих солидных переплетах.
– И, милая, книг-то сколько! – удивляется тетя Паша.
– Это книги моего мужа, – отвечает жена бригврача – По медицине.
Дуся в тамбуре снимает кофточку и прямо на комбинацию одевает пальто.
– Папа Коля, – говорит девочка, – а бабушка Вера знает, что мы приедем?
– Конечно, знает. Я ей письмо послал.
– А какая она, бабушка?
– Старенькая, седая, а сказки рассказывает!.. – Парень крутит головою.
– Я не люблю сказки, – задумчиво говорит девочка. – В них все неправда. Так не бывает.
– Ну и что же! Зато интересно, страшно!..
– Нет, – девочка вздохнула, – в сказках совсем не страшно.
– Ну вот, – огорченно говорит одноглазый, – опять ты за свое!..
– Папа Коля, – без всякого перехода, но с интонацией говорит девочка, – а тебе нравится тетя Дуся?
Одноглазый смущен.
– Что значит нравится?.. Я с ней чисто по-товарищески обращаюсь.
Девочка опять вздохнула.
– А мне она очень нравится!
Одноглазый оторопело смотрит на нее, не в силах постигнуть сложные ходы детской души. Откашливается, не зная, что сказать.
– Мы с ней всю ночь разговаривали… Она сказала, что ты хороший.
– Ну да? Так и сказала? – с чрезмерной горячностью спрашивает одноглазый.
Девочка делает предостерегающие глаза – вернулась в вагон черненькая. В руке у нее стаканчик со сметаной.
Появляется артистка, в руках у нее несколько свертков.
– Ну, и цены на этом базаре! – говорит она возмущенно. – Два яичка – шелковая кофта, луковица – чулки, мясо – гарнитур. Грабеж средь бела дня! Огурец, паршивый огурец, – она патетически потрясает в воздухе соленым огурцом, – мои любимые клипсы!..
– Я, кажется, совершил более удачную торговую операцию, – говорит корреспондент, – шесть лепешек выменял за иголку и катушку ниток.
– Я всегда была непрактичной! – тяжело вздыхает артистка.
– Им нитки да игла всего дороже, – говорит тетя Паша, – у них, поди, столько дыр и прорех – век не залатаешь!
– Базарчик такой, что плакать хочется. Еще немного, я бы даром все отдала. Только мысль о нашем голодном коллективе удержала, – говорит артистка.
Как всегда скромно и неуверенно приближается человек, который все потерял, он что-то держит за спиной.
– Разрешите мне, – обращается он к артистке, мучительно краснея, – от лица ваших почитателей вручить вам этот маленький букет первых весенних цветов.
Он вынимает из-за спины действительно очень маленькой букетик голубеньких подснежников: пять-шесть цветочков.
Кто-то насмешливо улыбается, но артистка растрогана.
– Спасибо! Это лучший букет в моей жизни. Правда, – добавляет она самокритично, – их было не так-то много…
Черненькая разглядывает принесенную снедь, что-то оставляет, что-то откладывает:
– Масло и сметана – Нине большой и Нине маленькой…
– Не надо, Дуся, – слышится голос жены бригврача, – я буду, как все…
– Отставить разговоры! – приказывает артистка. – К столу, товарищи по несчастью!
Машина стоит под красным светофором. На перекрестке идут люди.
– Замечательные люди были ваши спутники…
– Обычные люди, каких мы постоянно видим вокруг себя.
Лена иронически улыбнулась.
– Да, это были самые обычные люди…
Машина тронулась.
Медленно проплывает военный пейзаж.
В этот момент вагон дергается.
– Неужели едем?!.. – говорит черненькая.
– Небось, на другой запасной путь перегоняют… – говорит одноглазый.
– В тупик!.. – говорит актриса.
Одноглазый парень выглядывает в окно. К вагону с двумя огромными мешками, висящими через плечо, спешит какой-то старик.
– Нет, похоже, что едем. – Говорит одноглазый.
Поезд тяжело и медленно трогается.
– Эх, поеду я в Ленинград-городок!.. – в восторге выкрикивает черненькая.
Старик бежит рядом с вагоном, мешок колотит его по крестцу.
– Нет, не успеет! – сочувственно говорит одноглазый парень.
– Кто не успеет?
– Да старик вон… – парень оглядывается на корреспондента, – пошли, может, подсобим.
Парень и корреспондент выбегают в тамбур.
– Живей, папаша! – орет одноглазый, далеко высунувшись из вагона.
Рослый, крепко сбитый старик в коротком, толстом азямчике, с седыми, в прожелть, усами и бородой клинушком, нагоняет подножку и бежит с ней вровень, вытянув вперед правую руку, а левой поправляет сползающие с плеча мешки.
Он было ухватился за поручень, но поезд прибавил ходу, и качнувшийся вагон толкнул старика в бок, едва не сбив с ног.
– Кидай сюда мешки! – кричит одноглазый.
Старик, видимо, не слышит. Он снова молча бежит рядом с вагоном, выпучив бледно-голубые глаза. Снова пробует ухватиться за поручень и снова выпускает его.
– Кидай мешки, слышь! – надрывается одноглазый, и корреспондент присоединяет свой голос.
Но все впустую. Старик молча бежит, и задний мешок колотит его по крестцу, будто подгоняя. А затем он вдруг решается. Он подпрыгивает, правая рука его находит поручень, но тяжесть мешков перевешивает, старика заводит назад, еще миг и он свалится под колеса. Но тут одноглазый парень ловит его за ворот, корреспондент хватает за плечо и с огромным трудом им удается втащить старика в тамбур.
Ни слова не говоря, старик проходит в вагон, раздвигает чьи-то вещи, прямо к печке скидывает свои мешки и, сняв матерчатый ватный картуз, утирает взопревшее лицо.
– Так и погибнуть недолго! – говорит тетя Паша, обводя всех сердитыми и добрыми глазами.
– Неосторожный вы, дедушка! – в тон ей упрекает старика черненькая.
– Вам бы скинуть мешки!.. – втолковывает старику одноглазый.
Старик не отвечает на все эти речи. Он уже отдышался и сейчас производит впечатление странного спокойствия, которое в данных обстоятельствах легко принять за обалдение. Пассажиры так к этому и относятся, они оставляют старика в покое, благо и тетя Паша подает на «стол» котелок с пшенной кашей.
Сдвинув ногой чьи-то пожитки, старик удобно располагается на своих мешках.
– Присаживайтесь, дедушка, – гостеприимно говорит тетя Паша, – горяченького похлебать.
– Мы на чужое не заримся, – степенно отвечает старик.
– Да вы не стесняйтесь, что за счеты! – уговаривает его артистка. – Как говорится, «щи, но от чистого сердца».
Старик не отвечает. Он достает складной нож с фиксатором, затем извлекает из мешка шматок сала, нежного, чуть розоватого, с присыпанной солью корочкой и кусаный уломок ржаного хлеба.
– Ах, какое сало хорошее! – говорит тетя Паша, она словно хочет подсказать старику, как ему следует себя вести.
– Сало, оно сало и есть! – бормочет старик, впиваясь в розоватую мякоть беззубыми деснами.
– Всю войну такого сала не видели! – продолжает тетя Паша.
– И не увидите. – Что-то вроде далекой усмешки мелькает в бледно-голубых глазах старика.
Тетя Паша мучительно краснеет – уж не принял ли старик ее за попрошайку: Артистка ласково обнимает ее за плечи.
– Да ну его к черту!.. – довольно громко говорит артистка.
Старик, равнодушный ко всему окружающему, с тупым и жадным выражением жует сало…
…Свечерело. У окна, чуть в сторонке, стоят одноглазый парень и Дуся.
– Места у нас исключительные, – говорит одноглазый парень.
– А в шести километрах Борисоглебск, там любую профессию можно приобресть.
– А я вот люблю свою
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
