слышал? — музыкант, листавший туристический проспект, даже не поднял глаз. — Меня здесь вообще нет. Однако же двадцать лет назад вы, если я не ошибаюсь, учились в Королевском университете Халифата?
— Да. А Мари приехала туда покупать лошадей для своих конюшен — она, если вы помните, ярая поклонница скачек… Ну и понеслась…
— Я не могла тогда… Я ничего не обещала Анатолю… — Мари сжала руку короля так, что костяшки ее пальцев побелели. — Покупка новых заводов за границей, контракты, я вся в разъездах… А потом…
— А потом Коллегия проголосовала, и я проснулся королем. — Фунтик пожал плечами. И не мог ответить Мари уже по чисто объективным причинам. Сами знаете: Принцип Чистоты, будь он проклят.
— Вот вам и ответ. — Следователь развел руками. — Вы оба мучаете друг друга уже двадцать лет, прячетесь по углам как гимназисты и тем самым старательно поддерживаете проклятие друг на друге. Я не лезу в государственные дела, но проклятия — это по моей части… Неужели, Ваше Величество, вы не хотите чтобы этот кошмар закончился?
Повисла напряженная тишина — король думал.
— Вас зовут Анатоль? — Клерамбо перевернул страницу и принялся разглядывать интерьеры охотничьей усадьбы «Золотые Дни». — Никогда бы не подумал.
— Вы этого тоже не слышали.
— Чего?.. О, у них даже бассейн есть!
— Мари, — король внезапно резко вскочил с кресла и повернулся к Воронцовой, — я не буду вас оскорблять, предлагая стать моей фавориткой. Но по законам Королевства жениться на вас я тоже не могу. А потому… Как насчет свадьбы в Лондоне?
— Но Принцип Чистоты… — задохнулась Мари, взмахнув руками, — законы, правила, кодекс Квадри… М-м-м-м… Анатоль, не при людях же!
— А что? — спросил Фунтик, отрываясь от ее губ. — Король я или хвост собачий?.. Клерамбо, будете играть на свадьбе.
— Но я…
— Я знаю, знаю. Поставлю позади рояля заградотряд с пулеметом. Я в курсе, какой к вам нужен подход… А, и кольца…
— Уезжаем-с?
Артур, блаженно растянувшийся в воздухе перед камином, сквозь прищуренные глаза наблюдал за следователем, пытавшимся втиснуть в объемистый чемодан пиджачную пару.
— Угу… Черт, да как же тетушка Марта это туда засунула?! Там еще лежала курица и бутылка лимонада, а сейчас я даже крышку закрыть не могу… А погода, кстати, налаживается.
— Да, — согласился призрак, переводя взгляд на окно, сквозь которое падали на ковер бледные лучи утреннего солнца. — И потеплело заметно. Двадцатое марта; скоро уже совсем весна.
— Черт бы побрал такие отпуска… Приеду домой, отосплюсь как следует и сразу на рыбалку. Дней на десять. Шалашик, костер, печеная картошка, уха…
— Водка.
— А как же! Возьму с собой Гастона, научу его делать ловушки на раков, будем ночью пьяные бегать в деревню за самогоном, заблудимся, свалимся в овраг — все как у культурных людей. И никаких проклятий… Вы лучше скажите мне, почему сразу нельзя было собрать этот ваш приборчик и отправить меня выслеживать Менестреля?
— Потому что это очень опасно. — Артур строго посмотрел на следователя, поджав губы. — Вы могли сами попасть под его влияние, могли быть просто атакованы драугиром… мы-то думали, что это драугир, помните? В конце концов, ваша психика могла серьезно пострадать. Но мне, почему-то, показалось, что отрубленная голова, все же, причинит вашему здоровью куда больший ущерб.
— Могли бы и сами заняться Менестрелем, — огрызнулся Фигаро. — Кто тут Мерлин Великий, вы или я?
— Мог бы, — с улыбкой кивнул Артур. — Разумеется. Но вам что, действительно, хотелось, чтобы я развеял его дух без следа?
Следователь немного помолчал, глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой.
— Нет. Не хотелось бы.
В дверь постучали, и призрак растворился в воздухе (скорее всего, просто стал невидимым). Фигаро крикнул:
— Не заперто!
В комнату вошел Малефруа. На новоиспеченном хозяине туристического агентства «Петра и Павла» был клетчатый костюм, такая же клетчатая кепка и высокие ботфорты со шпорами. Подмышкой он держал тяжелую прогулочную трость, а в руке — небольшой дорожный несессер.
— Вы собрались, Фигаро? Я уже все запер.
— Пять минут. — Следователь навалился на чемодан всем своим весом, и проклятая крышка, жалобно клацнув, наконец, захлопнулась. — Карета уже здесь?
— Пока нет, но ребята с железнодорожной станции всегда прибывают вовремя… — Малефруа помолчал, а потом неожиданно спросил:
— Фигаро, а как вы думаете… Мою память… Ну, те куски, что стерли… Их можно восстановить?
— Думаю, можно, — следователь снял с вешалки котелок и водрузил на голову. — К вам применяли щадящие процедуры, так что ваша память, скорее всего, просто заблокирована, а не стерта бесследно. Вот только нужно ли это вам?
— Да. — Малефруа решительно кивнул. — Вы были правы: для меня привычно помнить все, что было, пусть даже этот эпизод… не самый приятный… Так кто сможет мною заняться?
— Уверен, в Академии Других наук вам с радостью окажут помощь. Я черкну записочку на кафедру господина Аториуса, и вас смогут принять в ближайший месяц.
— Большое вам спасибо. За все, Фигаро.
— Да не за что, — следователь махнул рукой. — Работа есть работа.
— Вы, кстати, приедете к нам на второй сезон? Осенью здесь безумно красиво. И мое предложение, кстати, остается в силе: никаких денег со следователя Фигаро до скончания века.
— Я подумаю над этим, Клод, — следователь усмехнулся. — Но работа следователя такая штука… У меня плавающий график. Я бы сказал — очень сильно плавающий.
— Я заметил. — Малефруа серьезно кивнул. — Так вы идете?
— Боюсь, Клод, я поеду позже. — Следователь чуть виновато пожал плечами. — У меня билет на восемь вечера. Мне хотелось бы кое-кого навестить перед отъездом… одну девушку.
— О! — понимающе закивал Малефруа, — простите, я не знал, что вы успели между делом завести роман! Одобряю!
— Да нет, какой роман — она мне в дочери годится… Просто хорошая девушка… Знаете, есть такие люди, рядом с которыми вы уже через минуту чувствуете себя так, словно знаете их сто лет? Вот она из таких… Кстати, не подскажете как пройти к усадьбе «Старые Клены»?.. Что?.. Что такое, Клод?
— «Старые Клены» — это не усадьба, Фигаро.
…Следователь аккуратно перешагнул груду камней, в которую время превратило некогда высокую стену ограды, и в нерешительности остановился, читая текст на маленькой бронзовой табличке аккуратно прикрученной к стволу старой мертвой вишни: «Кладбище „Старые Клены“, XIV век. Исторический заповедник…» — и далее много текста мелким шрифтом, с датами и именами.
Здесь было удивительно тихо: «Старые Клены» находились на вершине высокого холма, стоящего в стороне даже от тех немногочисленных дорог, что протянулись через Черные Пруды. Голые тополя молча стояли, воздев к небу тонкие черные пальцы ветвей, а под ними, у выложенных диким камнем дорожек, темнела
