Книга Джинсы мертвых торчков - Ирвин Уэлш

Стемнело как раз. С океана прохладный ветерок дует, и этот аромат эвкалипта с деревьев в саду. Мел в хате, девочек спать укладует, а я как раз вышел мусор выбросить в бак, чё на дорожке в глубине двора стоит. Надо отдать пиздюку должное – довольно тихо себя, нахуй, вел. Я ничё не слышал, пока ствол не почувствовал. Никто мине раньше к затылку иво не приставлял, но я сразу ж в курсах, чё это такое.

– Сюда возвращайся, – грит, толкая миня сильней.

Кароч, пересекаем двор и с черного хода в кухню заходим. Видать, тут я должен был повернуться вокруг оси и пиздюка тыквой протаранить. Но тада он бы мог курок спустить. Думаю тока за Мелани и девочек, в кроватках своих. Кароч, када врубаюся, чё идем мы в мастерскую мою, которая с домом соединяется, я не сопротивляюся – это ж самая дальняя точка от спальни детлашни. В таком раскладе иногда остается шанс – единственный шанс. Я маху дал, чё сразу ж не ударил, но я не успел заценить, наскока пиздюк убитый был.

– Ты… – поворачивает миня, – руки за спину.

Пизда коповская. Гарри ебаный Хомяк Хомми.

Слушаюся, и нету сомнений, чё он курок спустит. Судя по голосу, ебанулся он на отличненько. До такого места у сибя в бошке дошел, откудова выдвинулся на тропу действий и с нее не свернет. Четко, точно, уверенно. Чё в такие моменты делать? Подчиняться и надеяться, вдруг чё подвернется, и если да, то цепляться, блядь, за возможность.

Заставляет миня сесть на один с тех металлических стульев, чё я для гостей оставляю. Диван ими заменил, чёбы народу не было чересчур комфортно на моем рабочем месте и чёбы не отвлекали миня. Заходит мине за спину.

– Просунь руки сквозь спинку стула.

Слушаюся и чувствую, как запястья жестко металл обхватует. Давненько этого ощущения не испытывал. Больше ни от чиво так нутро не опускается. Слыхать, как кожаны в деревах снаружи пищат. Потом он достает веревки кусок, и я думаю: «Этот пиздюк собирается миня в отместку повесить», но он обматует ею миня и привязует к стулу. К двери чешет. Я крикнуть готов: «Выводи, сука, детлашню и бежи нахуй, щас же», но он ко мне оборачуется, глаза в тени скрыты. Под этим черным провалом вижу губы, плотно сжатые.

– Не шевелись, блядь, и не кричи, а то услышишь выстрелы. Ручаюсь.

И уходит. Кожаны смолкли уже. Удивительно, как они успокоились так быстро. Это самый трудный момент. Каждая ебаная фибра внутри меня заорать хочет и предупредить, но этот пиздюк по виду в натуре готов начать стрельбу. Представляю двух малых девчурок, как они мертвые, бездыханные в собственной крови лежат, пулями размозженные. Мел так же само. Ножи мои у верстака, на магнитном держателе висят. Начинаю стул аккуратно двигать в ту сторону. Вдруг напряженный шепот слышу и думаю: не доводь пиздюка до той точки, када у ниво не останется выбора, кроме как в миня пальнуть. Бережи сибя для ответки. Потом, слава яйцам, вертается вместе с Мелани. Руки ее в наручниках за спиной, но, кажися, она невредимая. По щекам слезы льются, када она сморит на миня, умоляя сквозь шок, но я ничё сделать не можу – тока дохуя на своей дыхалке концентрироваться, пока он толкает ее на такой же стул рядом с моим. Я можу тока посмареть на нее – от стыда, чё не способен ее и детлашню защитить.

Этот пиздюк Хомяк Хомми стоит в дверях и из пушки в нас целится. Взгляд сфокусированный, но с такой пленкой, чё всем мужикам, готовым причинить боль, надо меж собой и своей жертвой вешать. Мел тихо иво умоляет, твердым и профессиональным голосом:

– Пожалуйста, не трогай детей…

– Это зависит от тебя! – рявкает, ко мне шагая.

Тяжко наблюдать. Я не горю желанием споймать пулю, но за них приму.

– Не впутывай ее и детей, – говорю иму, пытаяся со стула встать. – Это между нами.

Прикол, но слышу, как Мел вскрикует, еще до того, как боль чувствую.

– Нет, умоляю! – орет она, када он рукояткой пистолета мине челюсть охажует, миня вниз толкая.

– Не разбуди детей, – пиздюк такой, и это как угроза звучит. – А теперь ты, – на меня смотрит, – расскажи этой тупой ебаной сучке все о мужчине, за которого она вышла!

Молчу. Вверх на вентилятор на потолке смарю. Потом вниз на бетонный пол. Чую за спиной ножи, вместе с молотками, зубилами и всеми остальными инструментами для ваяния.

– Расскажи ей!

– Гарри, прошу тебя, – Мел умоляет, а я разглядую другие инструменты в поле зрения: канистры с бензином и ацетиленовую горелку в сторонке. – Так не должно быть, – она такая и задыхается вся. – Ты говоришь, что любишь меня. Но разве это любовь к человеку? – И она рюмит, пытаяся в руки сибя взять. Страх почти сломил ее.

– Я думал, ты сильная, – насмехается над ней, перед нами расхажуя, – ты же строила из себя такую важную стерву, задирала нос. Но я ошибался. Ты слабая и недалекая. Легкая добыча для таких мерзких гадов, как этот подонок, – в миня тыкает. – Этот урод ворвался ко мне в дом! Пытался меня убить! Пытался, сука-блядь, повесить меня на удавке! На моем собственном садовом шланге! Ты ей об этом рассказал? – Наклоняется и в лицо мине орет: – РАССКАЗАЛ?!

Чуйствую иво харкотину у сибя на щеке.

– Что? Да ты фантазируешь, братан, – бошкой качаю. – Самоудушение, ага? Дрочил, да?

– РАССКАЖИ ЕЙ! – и опять миня по щачлу пушкой хуярит. Чуйствую, как скула проламуется.

«Дыши…»

Боль никада миня особо не напрягала. Это ж сигнал просто. Боль можно с тела вывести. Глаза, зубы и мудя – трудней всиво, но можно.

Мел опять кричит:

– Нет, Гарри, прошу тебя!

Звездочки разноцветные перед глазами пляшут. Пытаюся их сморгнуть и сфокусировать взгляд на пиздюке:

– ДМТ когда-нибудь пробовал?

– Заткнись, нахуй!

– Дружбан мине давал, – объясняю. – Сказал, идеальный трип. Сказал, чё как художник я должен это испытать.

На Мелани взгляд переводит, потом на миня обратно:

– Я тебя, блядь, предупреждаю…

– Ну, миня наркота никада особо не прикалывала. Синька – угу, ништяк, – улыбаюся иму. – Снежка малехо. Но эту фигню нельзя, в натуре, наркотиком как таковым назвать…