– Я бы с удовольствием с тобой постояла, – смеюсь немного смущенно. – Но тогда мы встретим родню с пустым столом… А мне еще накинуть что-то нужно, – указываю на свой голый живот.
– Справимся, Лиз, – значимо это сейчас звучит.
Впрочем, как и всегда, из уст Чарушина.
– Думаю, да, – вздыхаю я.
– Я тебя люблю, знаешь?
– Знаю… – улыбаюсь еще счастливее. – Чувствую. И тоже очень люблю тебя!
– Ладно, Лиз… Что дальше делаем?
– Ты следи за картошкой, чтобы не подгорела… Еще минут пять, думаю… А я пока побегу на террасу, накрывать.
– Ты давай не слишком беги, окей? Если что-то не успеем, все поймут.
– Ну, я образно, Тём… Куда я с этим животом побегу? – хохочу, забирая, наконец, салфетки и столовые приборы.
– Тарелки тебе принесу сейчас. Не нагружайся.
– Ага, супер… Спасибо!
В достаточно спокойном темпе выполняем всю работу, но успеваем. Когда родня заходит в дом, я уже в красивом платье чесночные гренки несу, а Артем фетаксу и вяленые помидоры к ним. Блюдо с дольками золотистого деревенского картофеля по моей просьбе выносит мама Таня. Девчонки малосольную рыбку разных видов и салатик подхватывают, а еще не выводящиеся из нашего дома блинчики с мясом. Свекор достает из холодильника вино.
Все, очевидно, с дороги голодные. Поэтому первые минут десять мало разговариваем. Как говорит Тёма, всем надо накидаться. Даже вино чуть позже открываем, когда, по словам того же Тёмы, основу в желудке чувствуем. Я, конечно, алкоголь не пью. Сок потягиваю. А вот подхмелевший мой муж, после первого бокала, таким взглядом сражает, что я невольно прыскаю смехом.
– Расслабился, Артем Артемович, – выдаю на одном дыхании. – Давно не пил. Не с кем было. Не хватало, что ли?
– Есть немного, – выдыхает Чарушин почти мне в ухо.
А потом влажно до звона чмокает, и я сама будто пьянею.
– Боже, Тёма… Погоди ты, голова от тебя кругом, – захожусь новым смехом я. – Закусывай лучше.
– Закусываю, Лиз. Закусываю. Все очень вкусно!
– Да, кстати, Лизунь, – присоединяется к похвале мама Таня. – Потрясающе вкусно!
– Поддерживаю, – как всегда емко резюмирует свекор. – В детской все закончили? Или, может, помочь чем?
Именно в детской мы с Артемом пожелали все сделать сами. И пусть ремонт затянулся, для нас было важно, чтобы своими руками. Даже стены вдвоем красили. С этими стенами – похоже, любимая шутка Тёминого отца. Чуть что, так он нам эту покраску и вспоминает. Задержимся, или на звонки не сразу ответим, так первый вопрос про стены. В какой, мол, цвет на этот раз перекрасили.
– Закончили, пап, – отвечает Артем с улыбкой. – И даже мебель собрали. Осталось что-то там по мелочи докупить.
– Ой, а я же из Харькова тоже подарков внуку привезла, – спохватывается мама Таня. – Ринуль, сбегай к машине, принеси…
– Конечно, – подскакивает Марина. Она, в отличие от остальных, ничего не съела. И сейчас выглядит так, будто только и рада выйти из-за стола. Странно это, но я стараюсь не заострять. Может, в дороге нехорошо было. Вон, она какая бледная. – В багажнике, мам? Сколько пакетов?
– Три, доць. Зеленых два и оранжевый. Большие такие.
– Угу, – закатывает глаза Анж, когда Рина уходит. – А точнее будет сказать, огромные.
– Ну, что поделать? Я когда вижу детские вещички, не могу сдержаться. Сейчас ведь все такое шикарное! Только смотришь и умиляешься!
– Согласна, – киваю я. – Сама такая же. Уже боюсь заходить в детские отделы.
– Вот я говорю маме, чтобы не заходила, – хохочет Ника. – Ребенок еще не родился, а у него уже вагон тряпья от сумасшедшей родни!
– Не сумасшедшей, а любящей, – парирует со смехом мама Таня. – Мы его очень ждем.
– Еще немного осталось… Месяца два, да?
– Чуть меньше, – отвечаю я.
Честно говоря, меня приближающаяся дата родов слегка пугает. Хоть я пытаюсь скрывать это, иногда прям дрожь по коже, стоит лишь представить, что ждет нас в конце этого прекрасного периода.
Хорошо, что возвратившейся с подарками Марине удается отвлечь от тревожных мыслей. Но, когда я выхожу из-за стола, Артем словно чувствует и следом идет. Не думаю, что ему сильно интересно разглядывать детские вещи. Просто он, как и всегда, в нужную минуту рядом со мной.
– Вот этот плед такой классный, смотри… – приговаривает мама Таня с восторгом. – Потрогай, качество шикарное, правда?
– Правда, – искренне соглашаюсь я.
А Тёма смеется.
– Мам, это уже четвертый плед… Ты в курсе, что ребенок один?
– В курсе… Но я же надеюсь, вы со следующими не задержитесь, – подмигивает мне свекровь.
Я сглатываю и растерянно моргаю.
– Мы пока не обсуждали, что там и как будет дальше, – так же легко отвечает ей Артем. – Кирюху родим, потом.
– Кирюху? – выдыхаем с мамой Таней в один голос.
– Ну а что? – отзывается муж абсолютно невозмутимо. – Чарушин Кирилл Артемович – красиво, мощно, значимо. Разве нет?
Мне возразить нечего. Не потому, что я со всем согласна и никак не задета тем, что Тёма вроде как без меня решение принял. Просто, едва он это озвучивает, я понимаю, что все верно. Ребенок, которого я ношу под сердцем, действительно Кирилл. Настолько это сейчас ясно, что и колебаний быть не может.
59
Мы так долго тебя ждали.
© Лиза Чарушина
Очередное сокращение матки заставляет меня согнуться над койкой, зажмуриться и, кусая изнутри губы, протяжно замычать.
– Зая… – выдыхает Артем несколько растерянно. Мгновение, и я чувствую тепло и силу ладони на пояснице. Растирая пульсирующую внутри меня боль, накрывает своим телом мою спину и аккуратно губами уха касается. – Люблю тебя, – с этим шепотом самые мощные эмоции выдает.
– И я тебя… – выталкиваю рывками вместе с дыханием. – Ой, ой… Божечки, как же это мучительно… – откровенно хнычу.
Еще час назад я лишь слегка морщилась, прыгала на фитболе, смеялась, позировала для фото, целовала мужа и с удовольствием делила с ним шоколадку.
Как же все изменилось! Какой неожиданно сильной оказывается эта боль!
– Лизунь… – подхватил все-таки от мамы Тани, а я даже улыбнуться толком не способна. – Не сбивайся с ритма, родная. Помнишь же, что это важно? Чем сильнее схватка, тем активнее мы дышим.
– Д-да-а…
– Форсируем? На счет три, малыш… Раз, два, три…
– Фу-фу-фу… – качаем воздух в унисон.
– Вот так… Вот так… – проговаривает, когда спазм идет на спад. – Выравнивай сейчас… Глубоко и медленно вдыхай… Умница… Умница моя… – вместе с дыханием и движения, и тон Чарушина меняются. Тише и мягче становятся. – Еще чуть-чуть, родная. Скоро мы увидим сына, представляешь?
