— У меня две сестры, — сказал он, подбрасывая в камин куски угля. — Младшая живет за границей. И еще есть племянница.
— Родителей нет?
Он покачал головой, и в первый раз ложь смутила его.
— А у тебя, Мэри?
— Они погибли во время варшавского восстания. Братьев убили немцы, когда захватили Польшу.
— Бедная Мэри.
Она улыбнулась.
— Совсем нет. У меня есть Джордж, квартира, работа и… — Она подняла глаза. — И иногда мне кажется, что у меня есть ты.
Джейк взял ее за руки.
— Конечно, у тебя есть я. Если ты меня хочешь.
Мэри отвела назад завиток волос, упавший ему на глаза.
— Да, я хочу тебя, — негромко призналась она. — Хотя чувствую, что ты не останешься со мной надолго, Джейк.
Она провела кончиком пальца вдоль линии его бровей, переносицы, складок, которые начали проявляться у рта. Когда она коснулась его губ, Джейк наклонился и высушил поцелуями остатки слез на ее веках.
— Ты можешь представить, что все еще будешь здесь через десять лет, — прошептала она, — или через пять, или хотя бы через год?
Но Джейк не ответил и начал вместо этого ласкать губами тыльную сторону ее запястья, локтевую ямку, изгиб плеча.
На этот раз Мэри не протестовала, когда он раздевал ее. Они лежали нагие на ковре в колеблющемся свете камина, а его губы скользили по ее телу. Она изогнулась, а потом затрепетала.
— Джордж иногда просыпается по ночам и зовет меня… — пробормотала Мэри некоторое время спустя и начала натягивать одежду.
После того как она ушла, Джейк тоже оделся, прошел по коридору и спустился вниз. В залитом лунным светом саду он принялся рвать цветы — лаванду и астры, целыми охапками, вдыхая их аромат и поглядывая на бледную круглую луну.
У Мэри не хватило банок, чтобы поставить в воду все цветы. Джейк приготовил завтрак на троих и уговорил ее и Джорджа поехать на автобусе в прибрежный городок.
— Но завтра начнутся занятия, — пыталась возражать Мэри.
В маленькой сувенирной лавке на берегу моря Джейк купил ей покрытую ракушками шкатулку для украшений. Они пообедали яичницей с чипсами в кафе, оклеенном плакатами, призывающими пить больше молока. Солнце сияло, море сверкало. Джордж шумно втягивал через соломинку молочный коктейль.
Когда они вышли из кафе, Джейк прикрыл рукой глаза от яркого света. Приглядевшись, он выругался.
— В чем дело?
Он торопливо убрал руку с талии Мэри, как будто его прикосновение могло обжечь ее, но было поздно.
— Линфилд, — сказал он. — Он стоял на той стороне дороги.
— Он нас видел?
Джейк успел заметить, как округлились глаза Линфилда.
— Да. Проклятье. Конечно, он воспользуется этим, — с внезапной злостью сказал Джейк. — Чтобы рассчитаться со мной за прошлое.
— Но это было так давно. Может, он забыл.
— Я встречал таких, как он, в армии. Они не забывают. Они копят злобу.
Мэри испуганно посмотрела на Джейка.
— Ты думаешь, он расскажет о нас капитану Манди?
— Вероятно. — Джейк стиснул кулаки. — Вполне вероятно.
Шли месяцы, и Фейт стало казаться, что вокруг них с Гаем сомкнулось ненастье, заперло их в маленьком тесном ящике. Поначалу они встречались в Британском музее или Национальной галерее, ожидая друг друга у какой-нибудь каменной статуи фараона. Им пришлось бросить эту привычку после того, как Гай едва не столкнулся в музее с одним из своих коллег. Прячась за каменной вазой, Фейт с трудом сдерживала смех, но, вернувшись домой, погрузилась в уныние.
Необходимость соблюдать тайну лишила их света и воздуха, которыми наслаждались другие. Их любовь была скрытой, герметически запечатанной, для нее был убийствен дневной свет. Фейт спрашивала себя, может ли это чувство продолжать жить или же, лишенное кислорода, зачахнет и умрет. Ей не нравилось смотреть любимые фильмы без Гая, в одиночку рыться в книжных развалах букинистических лавок, готовить ужин для себя одной, а не на двоих. Ей не нравилось, что она не может пойти с любимым в джаз-клуб или в гости, что ей приходится отказываться от приглашений и сидеть дома, понапрасну ожидая телефонного звонка. Эта зима приучила ее, что они с Гаем находятся по одну сторону черты, а остальные люди — по другую. В самые холодные месяцы они бродили по пустынным паркам или сидели во второсортных кофейнях, куда не мог заглянуть никто из знакомых.
Всю зиму Ральф страдал от бронхита. Фейт моталась между Лондоном и Херонсмидом. По выходным она ухаживала за отцом — стирала, убирала и закупала продукты, по будням работала в магазине, шила и приводила в порядок счета. Когда в конце января море прорвало дамбу на восточном побережье, Ральфа пришлось эвакуировать из затопленного коттеджа. Почти две недели он жил у нее, в тесной квартирке над магазином, — беспокойный, несчастный, бурно тоскующий по дому. Когда вода спала, Фейт отвезла его обратно в Херонсмид и целую неделю выгребала грязь, оставшуюся после наводнения, чистила ковры и стирала занавески. В доме пахло сыростью и плесенью.
По средам магазин закрывали после обеда. Если Гай был свободен в это время, они встречались в маленькой гостинице в Бэттерси. Иногда Фейт казалось, что без этих драгоценных часов их любовный роман давно бы растаял — просто умер бы тихой смертью, без драматического конца.
В этой гостинице с зеленым линолеумом на полу и нелюбопытной хозяйкой пахло тушеной капустой и дешевым туалетным мылом. Лежа на кровати и глядя на потоки дождя за окном, Гай сказал:
— Знаешь, мы могли бы найти более приличное место, чем это. Наверняка есть хорошие гостиницы, где умеют хранить тайну.
— Мне нравится здесь, — возразила Фейт. — Я обожаю это место.
Он намотал на пальцы ее локон.
— Но, Фейт, здесь просто мерзко.
— Мне нравятся эти простыни, почти прозрачные посредине, и это покрывало…
Гай скосил глаза на покрывало.
— И какого оно цвета, по-твоему?
— Цвета охры. Нет, горчичного. Прекрасный цвет. И еще здесь милый садик, где, похоже, растет одна редька…
— А кошки, орущие под окнами кухни? Они тебе тоже нравятся?
— Конечно, Гай. — Она поцеловала его в плечо. — Мне все здесь нравится, потому что это наша комната.
Он бросил взгляд на часы.
— Мне пора.
— Уже?
— Я сказал Сильвии, что навещаю пациентку в Хэмпстеде. Есть предел времени, который можно потратить на подобный визит.
— А если она очень, очень больна?..
— Даже если у нее обнаружатся все болезни, которые есть в медицинском справочнике, я все равно должен вернуться вовремя, к вечернему приему больных. — Он вздохнул и начал одеваться. — Дождь никак не кончится. Давай я подвезу тебя до Лестер-сквер.
