незаменимы для установления доминирования в узком проливе и обеспечения тылов армии, которой предстояло высаживаться на берег. Очевидно, если судить по византийским источникам, императору удалось сконцентрировать свои силы под Абидосом значительно ранее Барды Фоки. Он не стал пренебрегать назиданиями военных трактатов (что так дорого обошлось ему в Болгарии), а разбил укрепленный лагерь, который опирался на крепостные стены и на побережье залива, где стояли дромонты с греческим огнем. Кроме того, император использовал время возникшей неопределенности из-за того, что Барда Фока только стягивал войска к Авидосу, и ежедневно занимался с новобранцами. Он «ежедневно наставлял и упражнял фалангу», как вспоминал Лев Диакон. Спустя какое-то время картина стала проясняться: Барда Фока собирался, блокировав подходы к Авидосу, нанести основной удар с юга – юго-запада, вдоль азиатского берега Дарданелл, очевидно, чтобы использовать свои многочисленные триеры, скопившиеся у Геллеспонта. Василий II действовал, ободренный успехом на Босфоре, решительно и последовательно.
Прежде всего, в атаку двинулся флот. Сражение в узком Дарданельском проливе явилось, надо полагать, одним из самых ужасающих зрелищ в истории морских войн древности и Средневековья. Плотные массы боевых кораблей едва не таранили друг друга. Количественно преобладал флот мятежников. Правда, он состоял в основном из легких судов. Императорский же флот, хоть и более скромный по численности, состоял из крупных дромонтов, буквально напичканных греческим огнем, которого был лишен противник, рассчитывавший на абордаж. Корабли императора смогли не допустить перехода к абордажному бою и в полной мере использовали свое преимущество – флот мятежников удалось поджечь и уничтожить. Эта грандиозная и жуткая картина горящего флота не лучшим образом сказалась на психологическом состоянии армии Барды Фоки и предваряла столкновение главных сил, которое случилось в субботу, 13 апреля 988 года. Императорская армия заняла позиции вдоль берега, развернувшись к проливу тылом. Очевидно, император предполагал в критической ситуации использовать корабли, соединенные с берегом мостками, для чрезвычайной эвакуации. Если это так, то император сильно рисковал, поскольку подобный маневр может удаться лишь в теории, когда отступление проходит организованно, поскольку противник, за которым осталось поле битвы, не имеет сил на заключительный удар. Подошедшая армия мятежников сначала расположилась на ближайших холмах, что было важным стратегическим преимуществом. Но если император мог позволить себе держать долгую паузу, поскольку флот в состоянии был обеспечить подвоз провианта, а укрепления очередного лагеря внушали уверенность, то Барда Фока не столь владел дисциплиной своих воинов после Хрисопольского поражения. Да он и не намерен был затягивать дело, слишком самоуверенно полагавший, что обладает несомненным преимуществом: его армия спустилась с возвышенностей на равнину и вытянулась с юго-запада в длинную фалангу, центр которой составили «воинственные ивиры (т. е. кавказцы), цветущие юноши одинаково высокого, как по мерке, роста, с мечами в руках, неудержимые в натиске», как сообщает Михаил Пселл. Против них стояли «отборные тавроскифские воины», т. е. русы. Барда Фока намеревался одним ударом, лично возглавив атаку, прорвать центр позиции противника. Если бы это удалось, то в сече погиб бы Василий II, расположившийся сразу за русскими воинами в немногочисленных рядах своей гвардии – тех спафариях, что уцелели в болгарской кампании.
«Словно туча, гонимая могучим ветром, несся Фока на противника, вздымая пыль, – писал Михаил Пселл, – наши воины принялись метать в него дротики». Автор знаменитой «Хронографии», вдохновляемый образами гомеровской «Илиады», события которой более двух тысячелетий разворачивались всего-то несколькими десятками верст южнее Авидоса, создает образ мифологического сражения-поединка. Если Фока – это стихия языческая (как и подобает мятежнику, посягнувшему на сакральную власть императора), а потому и сравнивается с «тучей» и «ветром», то Василий II, бесстрашно выехавший ему навстречу и остановивший своего коня перед боевым строем верных воинов, исполнен величественного спокойствия, держа в одной руке меч, а в другой икону с изображением Богородицы. Картина слишком эффектная и далекая от реалий сражения. Очевидно, что император и в самом деле мог держать в одной руке меч и икону, отделившись, чтобы его все видели, от спафариев, но все же не перед строем, а позади плотных рядов русской дружины. Кстати, именно это и было обычным местом императора в сражении – между гвардией, которая была последним «аргументом» в сражении и линиями фаланг, принимавших на себя удар противника. Василия II нельзя упрекнуть в трусости, и он хорошо владел оружием, но и по физическим данным, и по опыту он не выдерживал сравнения с Бардой Фокой – их столкновение в поединке почти не оставляло надежды императору. Василия II нельзя упрекнуть и в безумии: героическая смерть еще, быть может, имела бы смысл под стенами Константинополя, если ситуация оказывалась безнадежной, но не тогда, когда император имел основания надеяться на благополучный исход противостояния. Далее: очевидно, что Барда Фока не один устремился на врага, а лично возглавил отряд конницы, который должен был сходу пробить оборону императорской армии и в этот пролом, расширяя его, устремилась бы иверийская пехота.
Итог этой атаки оказался для армий неожиданным: «Фока, далеко отъехав от своего войска… неожиданно вывалился из седла и рухнул на землю». Что произошло на поле сражения, мнения византийских историков на этот счет были различными. Лев Диакон считал, что он упал, подкошенный ударом, и был добит на земле. Михаил Пселл добавлял к этому, что вероятным его убийцей стал младший император-соправитель Василия II Константин, что крайне маловероятно. Скилица придерживался мнения, что в начале сражения начал действовать яд, которым Фока был заблаговременно отравлен, и он был сражен неожиданно «расстройством от болезни живота».
Гибель Барды Фоки мгновенно переменила ход битвы. Иверийская пехота первой стала уходить с поля боя. Прочие же отряды последовали их примеру, и задолго до наступления вечера поле битвы было оставлено мятежниками: хотя они были разгромлены, но отнюдь не уничтожены. Разрозненными частями, но по большей части организованно, они уходили вглубь Малой Азии. Пораженный столь неожиданно быстрым и счастливым для него исходом битвы, в которой решался вопрос о его жизни и власти, Василий II счел за лучшее, опасаясь попасть в засаду в сильно пересеченной местности, не преследовать противника.
В этом событии 13 апреля 988 года, несомненно, присутствовал Божий Промысл. Но судьба Василия II или Барды Фоки здесь, все же, – частности. Историческое значение имелось именно для Руси. Победа Барды Фоки означала бы и гибель русского войска на берегах Дарданелл. Победа Барды Фоки означала бы пролонгацию эпохи мятежей, которые уничтожили бы Византию окончательно до срока и, конечно, вынудили бы Русь отвернуться от нее, поскольку империя утратила бы и в экономической, и в политической сферах привлекательность своего образа. Выполнение договора о породнении правящих домов в связи с гибелью Македонской
