лавке. Саша прислонился к печке. Взлохматил свои давно не стриженные густые волосы на голове и в упор, не умышленно подражая манере Тимофеева разговаривать с людьми в отряде, спросил:
— Не боитесь завтра со мной в город пойти?
— Зачем?.. — первым не удержался Степок.
— Забрали там наших… Митю Клевцова… Штыкова. Наверно, слышали? Нельзя их без помощи оставлять…
И хотя песковатские ребята почти совсем не знали Штыкова и Клевцова, слушали они внимательно. Саша с таким воодушевлением говорил о Мите и Грише как об отважных, смелых людях, с которых надо брать пример, что ребята поняли: им надо помочь во что бы то ни стало.
Они все теперь стояли у печки, которая еще продолжала дышать теплом. Чадная лампа-коптилка на столе освещала неровными бликами лица ребят. Они ничего не спрашивали, молчали.
Постояв у печки, они снова расположились за столом. Саша же продолжал ходить по избе, заложив за спину руки. Спокойно сидеть долго на одном месте он не мог, не мог находиться сейчас в бездействии.
— Наши партизаны далеко ушли, — говорил он, — сегодня и даже завтра они вряд ли вернутся… Где они сейчас, я и сам не могу сказать… Знаю только, что далеко. Мы, конечно, можем подождать, пока они вернутся. Но сейчас дорог каждый день, как вы думаете, ребята? Я предлагаю теперь установить наблюдение, проследить, когда Митю и Гришу выведут на допрос. И по дороге отбить.
Саша видел, как загорелись глаза у ребят. И хотя они молчали, Саша понимал, что Егорушка и Степок не струсят. Он глядел на них испытующе, стараясь разгадать, что они думают.
— Ну как, ребята, поможете?
— А оружие? — деловито спросил Егорушка. — Достать бы оружие…
— Мы не откажемся, — отозвался и Степок. — Можешь надеяться.
Огонек коптилки, потрескивая, неровно освещал разгоряченные лица юношей, блестевшие глаза.
— Вот что, ребята, — заговорил Саша, теперь уже шепотом, словно не доверяя окружавшему их полусумраку, — оружие есть. Правда, только гранаты. Но в пашем партизанском деле сильнее и надежнее гранаты ничего на свете нет. И главное — легко, незаметно…
Саша достал с печки одну из своих гранат, любовно погладил ее, показал ребятам и снова положил на печку. Саша на минуту задумался. Имеет ли он право действовать так без ведома командира? Но мысль о том, что необходимо выручить товарищей от смертельной опасности, снова увлекла, повела его за собой. В свои шестнадцать мальчишеских лет он поступал по-прежнему решительно, не задумываясь, ни в чем не сомневаясь. Все казалось ему просто и ясно. Любые трудности можно преодолеть, если смело идти напролом.
Нетерпеливо махнув рукой, как бы отгоняя навязчивые, неспокойные мысли, он заговорил шепотом:
— Вот что, ребята… Есть у меня еще гранаты, несколько гранат. Припрятаны в городе. Когда разбомбили немцы наш воинский эшелон, я нашел несколько штук и припрятал, сложил в школьном сарае, под старыми партами. И теперь они там. Проверял я сегодня…
По тому, как взволнованно слушали его друзья, Саша попял: соберутся завтра ребята в городе, не подведут его.
— А план, ребята, такой… Вот что… — Саша, нахмурившись, забарабанил пальцами по столу. В сущности говоря, плана у пего еще не было. План только рождался… Собраться в городе… Деревенских ребят никто из полицаев в лицо не знает. Значит, не будет основания в чем-либо их подозревать… Володю, Васю и Егора расставить дежурить. Одного у комендатуры, другого у тюрьмы, третьего?.. Там видно будет… Деревенских ребят взять с собой. Как только поведут арестованных, гранатами ошеломить конвой… Гранат вот только маловато. А там?.. Там видно на месте будет… Все это быстро промелькнуло в голове Саши. Объяснять он не стал. Ограничился только намеком:
— Завтра в городе, когда все соберемся… узнаете… Я за ночь продумаю как следует… — Голос Саши упал до полушепота.
Ребята слушали затаив дыхание. За Сашкой они готовы были пойти в огонь и в воду.
Степок ушел первым. За ним — Егорушка. Он хотел было остаться у Саши ночевать.
— Вместе веселее, — говорил он, настаивая на своем. — Я так и дома сказал, что, может, заночую… Ты не бойся, — поспешил он успокоить Сашу, заметив, что тот нахмурился. — Я про тебя ни словечка… Сказал, что у Сереги заночую… Разве я не понимаю? Вместе, Саша, все обдумаем… Ладно?
Саше очень хотелось, чтобы Егорушка остался, по он понимал, что не имеет права подвергать товарища опасности.
— Уходи… Иди спать… — решительно произнес он, подвертывая фитиль лампы-коптилки. — Дома отдохнешь как следует… А я, брат, теперь и один не боюсь ночевать. Я теперь ничего не боюсь…
Саша сказал и вспомнил, что то же самое говорила при встрече и Наташа, а он теперь повторяет ее слова.
Егорушка не стал настаивать, думая, что, может быть, Саша ждет ребят из города.
— Ты тоже отдыхай как следует, — сказал Егорушка на прощание. — Да не забудь про лепешки и моченые яблоки. Завтра я еще принесу.
— Ладно, ладно, спасибо… — говорил Саша, провожая своего друга.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Егорушка ушел. Саша постоял на дворе, послушал, пока смолкли шаги, и вернулся в избу, заперев дверь на крючок. «Настойчивый…» — подумал он.
После ухода Егорушки Саша долго размышлял, ходил по избе. Если бы можно было сейчас повидать Тимофеева, посоветоваться, как быть дальше.
«Я же теперь совсем здоровый… — думал Саша. — Задание командира выполняется: ребята следят за большаком…»
А вообще-то им райком комсомола должен был дать задание. Можно было бы собрать, поговорить… И были бы у партизан теперь десятки надежных глаз. Следили бы они днем и ночью за проклятыми фашистами.
В избе стало холоднее, печка остыла. Прислушиваясь, как гудит ветер в трубе, Саша присел к столу.
Слипались глаза. Дремалось. И не чувствовал, не подозревал Саша, что избу окружают со всех сторон враги. Операция проходила по всем правилам, с большими предосторожностями, словно в нежилом доме, одиноко черневшем на крутом берегу Вырки, находился не один Саша, а целый партизанский отряд.
В забитое горбылями окно кто-то тихо стукнул: раз, другой… Саша мгновенно очнулся, затаив дыхание погасил коптилку.
Снова постучали в окно. Мелькнула мысль: «Свои? Ребята из города? Нет, это не свои…» Слышен разговор, немецкая речь… Саша — к печке, где лежали гранаты. Снаружи, наверно, несколько человек налегли на калитку, с треском сорвали запор. Саша успел сунуть в карман гранату, другая осталась где-то в тряпье на печке. Хотел было открыть люк в подпол и юркнуть вниз, но вспомнил, что подземный ход, который он рыл осенью, так и остался незаконченным.
В сенях тяжело скрипели половицы. Дернули за ручку дверь
