правыми блоками!
Устина повела острым плечиком, словно озябла. Утро. Прохладно, росисто.
– Ясно. Говорить не хочешь. Молчишь как молодогвардеец на допросе. Молодец!
– Здесь, – буркнула дочь. – Последняя дверь слева. За читальным залом… Что собирается делать милиция?
– Не волнуйся, милая, что-нибудь сделаем. Вы думаете, что все детские игры? Слазили на башню? И как ощущение? Ладно, головы дурные уберегли!
– Ну, папа…
– Теперь кто-то должен отвечать. Например, твой отец мент. Пошли!
– Куда?
– К твоим подпольщикам-полуночникам. Боюсь даже представить, кем прослыву среди людей после сегодняшнего. До сорока лет дожил, но звания гестаповца не заслужил. Смею надеяться!
– Ну, папа…
– Ну, доча! Ничего изменить нельзя. Придется отвечать! по закону. Dura lex sed lex. Закон суров, но это закон. Надо же, и латынь пригодилась…
Клим протопал по коридору к читальному залу, старые половицы прогибались. Мимо стендов с героями ВОВ, мимо подборок военной литературы и мимо стола, на котором лежала толстая книжка в красной обложке «А. Фадеев. Молодая Гвардия». Жадобин смотрел прямо и сурово перед собой. Словно не лейтенант милиция, а неумолимая судьба приближалась.
В дальней комнате библиотеки Клим стопорнул на пороге. Картина ленивого пробуждения всей компании. Кто-то с легким стоном вытягивал суставы, кто-то схватился за поясницу от неловкой позы во время сна. Легко соскочила с дивана Влада Елгокова – хрупкая спортивная девочка с темной стрижкой и в шортиках. Уже стояла на ногах. Петька Глаз (или Глайзер, как теперь известно) больше всех недоволен. Вздыхал, и это было целым ритуалом – вытягивал губы трубочкой, затем надувал щеки и выталкивал воздух – пфух! пфуй! над Петькиной верхней губой поднимался вихрь пылинок. У Глаза-Глайзера ныло рыхлое тело после непривычных физических упражнений – особенно, когда ребята бежали, спасаясь от преследований старшего ворпаня, а навстречу им вывернул грузовик Тулузы. Пришлось совершать акробатические прыжки прямо из-под колес на обочину. Вот Петька переживал последствия своего подвига.
Братья Анютины уже среди ночи сползли с общего дивана и разлеглись на полу – пусть жестко, но просторно. Клим чуть не споткнулся из-за их раскинутых ног.
Юлик Цыбин спал младенчески счастливо. Во сне ему снилось, что он бежит, но не от кого-нибудь, а просто бежит дистанцию впереди соперников. И все бы хорошо, Юлик лидирует со старта, только его руки после каждого маха невольно сгибаются к талии и нащупывают там ремень – он что, в брюках бежит? не по форме. Одно хорошо – если бежит в брюках, то значит, брюки на нем надеты – порядок!
Кортубинца Ивана Елгокова баюкала его очистившаяся совесть. Иван прошел испытание и принят в члены тылвинского молодежного братства. Принят непосредственно на месте – на Проспекте космонавтов. Под трубой, превратившейся в башню, под недосягаемым звездным небом, в окружении пяти сказочных вершин. И без всяких формальностей – без заявлений, зубрежки устава, членских взносов, поручителей – он же не в комсомол вступал. Но ведь вступил! и даже серьезно рисковал минувшей ночью. От рискованного эксперимента Иван получил такой всплеск (взбульк) адреналина и осознание правоты. Впервые кошмар с пылающим киоском отодвинулся назад и избавил от навязчивых картин его мозг, который подобен корыльбуну, насаженному на острие. Все сделано правильно. Единственное острое сожаление, когда проснулся – что рядом не было девочки с переливчатым взором. И кота тоже не было…
Зато сон Лешки Имбрякина заслуживал особого отношения. Ну, вот и как к нему относиться? Начнем с того, что Лешка не спал на диване. Нет, физически он с ребятами располагался там – после ночных подвигов прикорнули, где сумели. Однако во сне Лешкино тело совершило чудеса – оно отринуло материальное основание и законы природы, обнаружив дар к левитации, и поднялось в воздух. Но это был совсем не воздух – не то, с чем живем с рождения, что не видим и не чувствуем, хотя твердо знаем, что это есть; если же нет, ощущается сразу. А тут чудо или хитрый фокус? Лешку подхватило и помогло ему преодолеть силы гравитации удивительное синее облако (оно уже вторгалось в повествование и всегда имело касательство к конкретному персонажу). Ночью Лешка парил на облаке, покачиваясь – легко и комфортно. Просыпаться нет желания. Пусть весь мир подождет. Хотелось длить и длить ощущение чуда. Закрытыми глазами видна (или ощутима) эта субстанция – зыбкая и да, синего цвета, с рассыпанными серебристыми звездочками (сразу столько диворов! интересно, чьих?) Что напоминает? кокон Камы? Сомнительно. Звездочки размещались хаотично, но в какой-то момент выстраивались в четкий узор – как на уроке физики хаотичные непроводящие частички выстраиваются строго по порядку между разноименными зарядами, и силовые линии электрического поля становятся видимыми. Так и сейчас, на серебристые звездочки шло таинственное воздействие. И на спящего Лешку тоже. Можно наблюдать и восхищаться бесконечно! Во сне Лешка захватил пятерней целый звездчатый рой, сжал свое сокровище в кулак – звездочки непринужденно просочились наружу и растеклись по облаку. На серебристо-синем подвижном свету Лешкина рука выглядела бледной, бесплотной. Это уже из урока информатики – вордовский эффект обтекания текстом, когда текст образуют звездочки и тщатся что-то передать, а все прочее располагается за ними – за посланием. Сказочные и строго научные вещи перепутались в Лешкиной голове, но ему было хорошо. Пробуждение резкое и быстрое.
– Сказка закончилась! – провозгласил Клим Жадобин. – Команда: подъем!
– Что? Издевательство! Чистая пытка. Мы мало спали… У меня руки-ноги отваливаются… Попробовали бы сами по скобам…
– И кто вам, дорогие детки, мешал спать дома, в своих кроватях? Приключений захотелось на свою ж…? Получите! И да, пытки мы вам сегодня организуем. Герои, бл…
– Дядя Клим, в чем мы провинились? Это не мы, чесслово, – завел любимую песенку хитроватый Юлик. – За что нас пытать? Не имеете право! Мы несовершеннолетние!
– Не все из вас маленькие и сопливые. Не отвертитесь… Вот железное доказательство – железней не бывает, – Клим с грохотом опустил на столешницу тяжелую штуку. – Чей секатор?! Словно я его у Анютиных раньше не видел. И на заднем дворе гостиницы Мара он мне тоже попадался. Признавайтесь, Матвей и Демид!
– Не признавайтесь! – шепнула Устина. – Секатор – косвенная улика. Не подписан же, чей он…
– Ты! – строго предостерег Жадобин. – О тебе после разговор. Этой штукой – секатором – убить можно… На нем отпечатки ваших пальцев – вон заляпали.
– Не у всех перчатки как у Зорро. Мы никого не убили. И не намеревались.
– Слава Богу! Хотя братьев Клобов до сих пор не нашли и не освидетельствовали тяжесть им нанесенных травм. Что бывает за оставление человека в опасности, умники?
– Так это ж человека, –
