Подошел Бораби и положил ладонь ему на грудь.
— Мне жаль, отец.
Бродбент накрыл его руку своей.
— Мне тоже жаль. — Он взглянул на сыновей. — Я даже не могу посмотреть на «Мадонну» Липпи. Там, в гробнице, я все время думал: стоит мне на нее взглянуть — и все кончится хорошо.
Ночь они провели рядом с умирающим отцом. Он постоянно метался, но антибиотики по крайней мере временно держали инфекцию в узде. Когда наступил рассвет, старик по-прежнему находился в сознании.
— Дайте мне воды, — хрипло попросил он.
Том взял кувшин, вышел из хижины и направился к ближайшему источнику. Деревня тара просыпалась. Женщины развели костры, и на свет появились изящные, покрытые никелем и медью французские кастрюли и сковороды. В небо взвились струйки дыма. По грязной площади бродили куры, тощие собаки искали остатки еды. Из хижины появился мальчуган в майке с изображением Гарри Поттера и повернулся к дереву пописать. Даже в такое затерянное племя проник большой мир, подумал Том. А когда Белый город откроет свои сокровища и тайны большому миру?
Он набрал воды и повернул обратно. В это время из хижины показалась сгорбленная старуха — вдова Каха — и ткнула в его сторону кривым пальцем.
— Wakha!
Том в тревоге остановился.
— Wakha!
Он осторожно сделал шаг в ее сторону, ожидая, что она выдернет у него с головы последние волосы. Но вместо этого старуха взяла его за руку и повела в дом.
— Wakha!
Он нехотя последовал за ней в наполненную дымом хижину. Там, прислоненная к центральному столбу, стояла «Мадонна с виноградом» Фра Филиппо. Том, не веря собственным глазам, уставился на бесценный шедевр Возрождения и, отказываясь верить в реальность происходящего, шагнул вперед. Контраст между картиной и внутренним убранством убогой лачуги показался ему поразительным. Даже в сумраке индейского жилья она излучала внутренний свет: златокудрая Мадонна, почти девочка, держала на руках младенца, и тот розовыми пальчиками подносил к губам виноградины. А над их головами парил голубь с золотым листом.
Пораженный, Том повернулся к старухе. Ее морщинистое лицо расплылось в улыбке, вместо зубов во рту блестели розовые десны. Она подошла к картине, взяла и сунула ему в руки.
— Wakha!
И жестом показала забрать ее с собой в хижину отца. А сама пошла сзади, подталкивая в спину.
— Teh! Teh!
Том, прижимая картину к груди, вышел на сырую поляну. Должно быть, Ках забрал «Мадонну» себе. Это казалось чудом. Когда Том переступил порог хижины, Филипп вскрикнул и опрокинулся навзничь. Максвелл в испуге вытаращил глаза и сначала не проронил ни звука. А потом откинулся в гамаке и встревоженно спросил:
— Черт подери. Том, у меня, кажется, начались галлюцинации?
— Нет, она настоящая. — Том подошел ближе.
— Не дотрагивайся! — закричал Филипп. Бродбент протянул руку и потрогал полотно.
— Слушай, а я не сплю?
— Не спишь, — отозвался Том.
— Где ты ее взял?
— Она была у нее. — Том кивнул в сторону двери. Там на пороге стояла старуха и улыбалась беззубым ртом.
Бораби задал ей несколько вопросов, она долго говорила. Он слушал, кивал, а затем повернулся к отцу:
— Она сказала, что ее обуреваемый жадностью муж взял из гробницы много вещей и спрятал в пещере за деревней.
— Каких вещей? — резко спросил Бродбент.
Бораби и старуха еще некоторое время говорили между собой.
— Она не знать. Говорить, Ках украл почти все сокровища из гробницы. А вместо них в яшики положил камни. Он не хотел, чтобы богатства белого человека находились в гробнице тара.
— Как же я не догадался? — Максвелл. — Там, в пещере, мне показалось, что некоторые ящики легче, чем должны быть. И все время, пока я оставался в темноте, я пытался решить загадку. Не додумался, что это проделки старого Каха. А следовало бы. Господи, он спланировал все от начала до конца! Оказывается, он такой же алчный, как и я…
Старик посмотрел на холст. Отсветы огня играли на юном лице Пресвятой Девы. Максвелл долго молчал. Затем закрыл глаза и произнес:
— Принесите мне перо и бумагу. Теперь у меня есть, что вам оставить, и я хочу написать завещание.
84
Ему принесли перо и выделанную из коры бумагу.
— Хочешь побыть один? — спросил Вернон.
— Нет. Вы нужны мне здесь. И ты, Сэлли. Подойдите ближе, встаньте в круг.
Они окружили гамак. Максвелл Бродбент прокашлялся.
— Сыновья, — он покосился на Сэлли, — и ты, моя будущая невестка. — Помолчал и продолжил: — И какие замечательные сыновья… Жаль, что потребовалось так много времени, чтобы я это понял… У меня осталось мало сил. А голова как тыква. Поэтому буду краток.
Его глаза оставались ясными, и он посмотрел по очереди на каждого.
— Примите мои поздравления. Вы справились. Вы заслужили наследство, спасли мне жизнь и показали, каким я был чертовски никчемным родителем.
— Отец…
— Не перебивайте. Хочу дать вам на прощание совет. В конце концов, я на смертном одре и не могу устоять. Филипп, из всех моих сыновей ты больше других похож на меня. В последние годы я наблюдал, как ожидание большого наследства бросает тень на твою жизнь. Я не говорю, что ты алчен от природы, но сознание, что тебе предстоит получить полмиллиарда долларов, неизбежно развращает. Я замечал, что, стараясь показаться в своих нью-йоркских кругах умудренным опытом богачом, ты живешь не по средствам. У тебя та же болезнь, что и у меня: ты алчешь обладать красотой. Забудь. Для этого созданы музеи. Живи простой жизнью. Ты наделен тонким восприятием искусства — так пусть это будет наградой, а не способом признания и славы. И еще я слышал, что ты изумительный педагог.
Филипп коротко кивнул, не слишком довольный тем, что услышал.
Бродбент пару раз судорожно вздохнул, затем повернулся к Вернону:
— Ты, Вернон, ищущий человек, и я теперь понимаю, насколько важен для тебя этот выбор. Твоя проблема в том, что тебя легко обвести вокруг пальца. Ты слишком наивен. Запомни основное правило: если от тебя хотят денег, это не религия, а надувательство. Молиться в церкви никому ничего не стоит.
Вернон кивнул.
— Теперь ты, Том. Ты больше других братьев отличаешься от меня. Должен признаться, что я никогда не понимал тебя до конца. Ты не так материалистичен, как другие. И давно отказался от меня, думаю, не без оснований.
— Отец…
— Помолчи! Ты организован в том смысле, что знаешь, чего тебе хочется. Мечтал стать палеонтологом и копаться в костях динозавров, а я, как идиот, толкал тебя в медицину. Знаю, что ты хороший ветеринар, хотя не понимаю, зачем ты растрачиваешь свои незаурядные таланты, занимаясь беспородными лошадьми в резервации индейцев навахо. Я усвоил одно: надо уважать выбор каждого из вас. Динозавры, лошади… Ты поступал по-своему, несмотря на мои благословения. И еще я понял, что ты обладаешь целостностью. Это то, чего мне всегда недоставало. И я расстраивался, когда наблюдал такую основательную целостность в одном из своих сыновей. Не знаю, что ты станешь делать с большим наследством. Да ты и сам, наверное, не знаешь. Деньги тебе не нужны, и ты их никогда особенно не хотел.
