бедра липли друг к другу.
– Да пошла Белль на хрен. Теперь ты моя, и я праздную нашу помолвку в своем любимом месте – в тебе.
Он вошел в меня сзади, и от внезапности проникновения с моих груб сорвался громкий стон. Опустил руку между моих ног и принялся ласкать клитор, безжалостно проникая в меня все быстрее и сводя меня с ума, когда снова и снова задевал точку G.
– О, Монстр.
– Моя. – Сэм наклонился, смахнул волосы с моего уха и нежно прикусил мочку. – Моя, моя, моя. Моя навеки, – повторял он, убрав пальцы с моих бедер и сжав ими груди.
Затем вновь поднял руку еще выше и протолкнул пальцы, покрытые следами моего возбуждения, мне в рот, чтобы заглушить громкие стоны.
– Тише, тише, малышка Никс. – Его дыхание щекотало мою шею и ухо, посылая мурашки по коже и заставляя сжать его еще сильнее. – Теперь этот член каждый день будет твоим. Начиная с сегодняшнего вечера, ты переезжаешь ко мне. Я не потерплю никакой дерзости от тебя, Эшлинг. Я выиграл. Ты проиграла. Понятно? Кивни, если поняла.
Я отрывисто кивнула, а мое тело задрожало от близящегося оргазма, который грозил пробрать меня до самого нутра. Под таким углом Сэм оказался так глубоко во мне, что я ощутила себя наполненной до предела. Клянусь, под его натиском мои внутренности изменили расположение.
Я сжала пальцами деревянную поверхность стола и впилась зубами в пальцы Сэма в попытке подавить стон. Оргазм пронесся по мне, словно торнадо, разрушая все на своем пути. Должно быть, он почувствовал это, потому что тоже отпустил остатки самоконтроля, которыми еще обладал, и его толчки стали беспорядочными. Он кончил в меня теплыми потоками, обхватил за шею и притянул для страстного поцелуя.
Мы оставались в таком положении еще несколько мгновений: он внутри, в меня стекают последние капли спермы. Он невинно чмокнул меня в макушку.
– Лучше сигарет, – сухо заметил он, и его лицо снова приобрело бесстрастное выражение, скрываясь за маской, которую он надел, как только мы закончили.
На этот раз я улыбнулась, зная, что в этом нет ничего личного.
– Разве ты не рад, что бросил?
– Нет. – Он медленно вышел из меня, разминая руками мои ягодицы. – Но я рад, что ты попалась на крючок, и мне удалось снова заманить тебя в «Пустоши». Еще пара недель воздержания, и на кладбищах Бостона не осталось бы места. А теперь иди попрощайся с подругой. У тебя ровно пять минут, после чего мы поедем домой и я трахну тебя снова. – Он сжал мою задницу и игриво подтолкнул к двери. – Давай быстрее и не трать время зря, Никс.
Я выхожу замуж за ублюдка. Но он мой ублюдок.
* * *
– Я слышала новость. – Белль ждала меня возле вышибал, опершись на пятки, прямо у карточных залов. Внутрь ее не пускали. Судя по взглядам, которые она бросала на ребят, между ними уже зародилась неприязнь. – По шкале от одного до Линдси Лохан[47] в две тысячи десятом, как сильно ты напилась, когда согласилась на это пари? – бушевала она.
Я бросилась в ее объятья, хотя, строго говоря, она их не раскрывала, и крепко прижала к себе.
– Я вообще не была пьяна, Белль. Все по-настоящему. Я не хотела говорить тебе, потому что не знала наверняка, к чему все приведет, но… мы теперь вроде как вместе.
– Вроде как? Да неужели? – Белль бросила на меня язвительный взгляд, все еще пребывая в шоке. Затем отстранилась и похлопала меня по плечу, давая понять, что не злится. – Нам всем известно, к чему это приведет, и позволь сказать: люди позвонили твоим братьям, а те рассказали своим женам, которые сообщили твоим родителям. Стоит ли говорить, что все не в восторге, что ты держала это в тайне. Подозревают, что вы все это время были любовниками. Все те десять лет, что знакомы друг с другом.
«Пусть так и думают», – подумала я.
В каком-то смысле это было правдой.
Мы с Сэмом всегда были возлюбленными.
Даже когда вовсе не разговаривали и не прикасались друг к другу.
* * *
Тем вечером я уехала домой вместе с Сэмом. И только когда мы вошли в квартиру, я осознала, что чувствовала себя здесь, как дома. В какой-то момент его квартира и впрямь стала для меня домом. Здесь хранилась мои одежда, обувь и косметические принадлежности, а еще жил мой любимый мужчина.
Все еще пребывая в оцепенении, я расхаживала по гостиной, касаясь пальцами минималистичной мебели и голых стен. Знала, что, скорее всего, в нашем доме никогда не появится никаких произведений искусства, картин, любимых винтажных безделушек, которые наполняют пространство теплом и придают ему индивидуальность. Но, как ни странно, я была не против пожертвовать искусством во имя любви.
Я стояла возле окна, из которого открывался вид на Бостон, сверкающий в ночи, словно россыпь крошечных звезд, как вдруг услышала голос Сэма за спиной.
– Не оборачивайся. Стой там.
Я не шелохнулась.
Всю дорогу от «Пустошей» наши телефоны разрывались от звонков.
Сначала мы засунули их в мою сумочку, но когда это не помогло и они продолжили досаждать нам жужжанием и горящими экранами, решили их выключить. Я почти не сомневалась, что мои братья и родители были готовы в любую минуту вышибить дверь, вот только не могли, потому что не знали адрес Сэма.
Я нашла в этом маленьком обстоятельстве странное чувство свободы.
Как иронично, что я живу там, где родители не могут меня найти, после того, как долгое время жила в их власти.
Послышался звук его шагов. Я почувствовала, что Сэм остановился позади меня. Он взял мою левую руку, пока я продолжала стоять лицом к окну, и надел мне на безымянный палец кольцо. У меня перехватило дыхание, а сердце, этот ненадежный монстр, екнуло в груди.
– Пока не смотри, – прошептал он мне на ухо.
Я кивнула в ожидании.
Он поцеловал меня в макушку, и у меня закружилась голова от удовольствия.
– Сэм, – выдохнула я.
– Да? – спросил он, взявшись за молнию моего платья, и принялся соблазнительно ее расстегивать.
Я прокашлялась.
– Я хочу детей.
Он замер. А я вновь совладала с голосом – не могла не поговорить с ним об этом.
– Я знаю, что ты не большой их любитель, но я очень хочу детей. Это станет для нас проблемой?
Я ждала, затаив дыхание. Через несколько мгновений Сэм продолжил раздевать меня и расстегнул молнию до конца. Платье собралось вокруг моих ног, словно
