— Не слушай его, Лер, — вставил Макс со смехом, — он тебе сейчас нарассказывает…
— Нет уж, позвольте, — я заинтересовалась.
— В нашу первую встречу твой муж рыдал у меня на плече крокодильими слезами, умирая от любви к тебе.
— Ну уж, прямо рыдал… уж прямо крокодильими… уж прямо умирая, — смущённо буркнул Макс. — Про любовь не спорю.
Вот как-то так, на этой шутливой ноте, деликатный разговор замяли, но я в итоге так и не поняла, кто они друг другу и что их связывает. Я знала только одно: Колдунов действительно был неистовым меломаном и не пропускал ни одного крупного концерта Макса в Москве.
…Во втором отделении Макс разошёлся вовсю — публика купала его в своей любви. Один номер сменялся другим, вызывая всё больше и больше восторгов у зрителей. Дуэт с Андреем… затем с отцом — скрипка и виолончель… потом с Лучаной — она выглядела волшебно, сидя за роялем в длинном серебристом платье, действительно дивно ей идущем, которое обтягивало её ладную фигуру, как перчатка…
Был также номер, который особенно мне нравился — когда партнёром мужа выступал не музыкант, а певец. Точнее, певица. Это была индианка Дия Шарма — “золотой голос” Болливуда, как называли её музыкальные критики. Именно её голосом рапевали героини самых популярных индийских фильмов. Когда я слушала её пение, мне казалось, что если ангелы и существуют, то они должны звучать именно так…
Дия проделала долгий путь из Индии вместе с мужем, оставив дома троих детей. Они тусовались в Москве почти неделю — специально прилетели пораньше, чтобы не просто спокойно порепетировать, но и вдоволь погулять по городу. В первый же день супруги обнаружили в центре столицы пару индийских ресторанов и окончательно влюбились в Россию!
Мне нравилась эта гармоничная пара, нравилась Дия — она училась вместе с Максом в колледже. Нравился её муж — серьёзный, интеллигентный, чуть застенчивый доктор. Было видно, как они трепетно и бережно относятся друг к другу…
Но больше всего, конечно, я переживала за дуэт, который закрывал концертную программу. Это было выступление отца и дочери. Дебют Вари на большой сцене.
Честно говоря, мы с Максом волновались больше, чем наша девочка. Невозмутимому спокойствию Вари можно было только позавидовать.
Она сама выбрала музыкальную композицию — “Halleluja” Леонарда Коэна. Я очень любила эту мелодию, и сейчас не могла слушать игру мужа и дочери без слёз.
…Она предаст, она солжёт
И власть, и жизнь твою сожжёт,
Хоть ты ей пел: "Навек тебя люблю я!"
И общим был ваш каждый вздох
И плоть, и кровь, ты знал, что Бог
Был с вами в каждом вздохе: "Аллилуйя!"
То, что меня неизменно восхищало в Максе на сцене — при всём своём таланте, даже величии, он умел мастерски уходить в тень, ненавязчиво привлекая внимание к партнёру. Вот и сейчас — он не заглушал Варю, не подавлял её своей игрой, а, деликатно оставаясь в стороне, был, тем не менее, готов в любую секунду подхватить её, если что-то вдруг пойдёт не так. Сегодня, сейчас — именно она была главной звездой, а он лишь скромно грелся в её ярких лучах.
Отец и дочь… Две виолончели. Два голоса, удивительным образом сливающихся в один. Даже выражение лица у них было одно на двоих — та же мимика, те же закрытые глаза, то же погружение в себя и в музыку… Варя наотрез отказалась обувать туфельки, потому что папа ведь всегда выступал на сцене босиком — и значит, ей тоже было так надо!
О, Боже, всё пошло не так
И каждый поднял чёрный флаг
И начал бой, поправ любовь святую.
Ведь, если целый мир больной,
Любовь становится войной
И шлёт проклятья вместо: "Аллилуйя!"
Я знала, что у этой песни на русском языке существовало немало вариантов перевода. Но в данный момент у меня в голове вертелись стихи Ирины Богушевской — мне казалось, что песня “Аллилуйя” была написана про нас с Максом. Про всё, что мы пережили и через что прошли…
Своих любимых не щадим,
Мы лжём, мы предаем, мы мстим
И никого та чаша не минует,
Но пусть вся жизнь — и тлен, и дым,
Я перед Господом моим ни слова
Не скажу, лишь: "Аллилуйя!"
Машинально потянувшись к цепочке, висевшей на моей шее, я нащупала золотую подвеску в форме виолончели и сжала в ладони. В этот момент Макс повернул голову и посмотрел на меня. Он прекрасно знал, что я стою в правой кулисе, потому что это было моё любимое место во время всех его концертов. У нас даже был свой тайный язык знаков — муж незаметно подмигивал мне, посмеивался, многозначительно приподнимал брови, щурил глаза, напоминая, что я — его “китаёза”… Подмигнув ему в ответ, я приложила руку с кулоном к груди, что должно было означать только одно: “Ты и твоя музыка всегда здесь. В сердце…”
Он понял. Благодарно склонил голову на мгновение, а затем, встряхнув волосами, заиграл с удвоенным вдохновением.
Я стояла, улыбаясь во весь рот, и откровенно любовалась им. Так же, как с замиранием сердца наблюдала за его игрой много лет тому назад, на новогоднем празднике в музыкальной школе. Может, именно тогда я в него и влюбилась?.. Да нет. Это произошло гораздо раньше: в первом классе, когда нас рассадили по местам, и взгляд незнакомого мальчишки буквально прожигал дыру в моей спине. Я оборачивалась с преувеличенной сердитостью — и снова и снова натыкалась на серьёзный, внимательный взгляд этих карих глаз… Никто и никогда прежде не смотрел на меня так.
Я знала, что сегодня Макс играет для меня. Про меня. И взгляд его глаз нисколько не изменился с годами.
Мой мужчина. Мой цыган. Моя отчаянная слабость и невероятная сила. Моя вера. Моя надежда.
И, конечно, любовь…
КОНЕЦ
Март — май 2020
