Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
– Ну и забудь.
– Но смотри, что получилось! Ты был прав. Если бы я туда не ходил, ничего бы не произошло.
– С чего ты взял? Они бы пошли без тебя.
Я мотнул головой:
– Нет, я мог их остановить.
Я объяснил, что произошло и какую роль сыграл я сам в этой истории – все до последней мелочи. Старик кивал на каждую мою фразу.
Когда я закончил, он сказал:
– Да, это плохо.
Я дрожал, и он вместе со мной пошел по дороге.
– Но задним числом все умные, – сказал Том. – Ты не мог знать, что случится.
– Но я знал! Ты мне говорил. И вообще, у меня было предчувствие.
– Ладно, послушай, приятель…
Я поднял голову, он замолк. Нахмурился, признавая, что я прав, не желая себя обелять. Мы еще немного прошли, потом он щелкнул пальцами.
– Книгу писать начал?
– Ох, ради бога, Том.
Он сильно ткнул меня в грудь, так что я оступился и чуть не упал.
– Эй!
– Попытайся на этот раз меня послушать.
Удар попал в цель. Я слушал, широко раскрыв глаза, а он продолжал:
– Не знаю, как долго я смогу выносить это твое слюнтяйство. Мандо умер, и ты отчасти в этом виновен, да. Да. Но это будет мучить тебя без всякой пользы, пока ты не послушаешь меня и не запишешь, как все было.
– Ах, Том…
Он накинулся на меня, снова ткнул! Такое он позволял себе только со Стивом, и все равно на этот раз я готов был дать ему отпор.
– Выслушай меня хоть раз! – крикнул он, и я вдруг понял, что он расстроен.
– Я слушаю, сам знаешь.
– Тогда сделай, как я говорю. Запиши свою историю. Все, что помнишь. Пока будешь записывать, осмыслишь. А когда закончишь, у тебя будет записана история Мандо тоже. Это лучшее, что ты можешь сделать для него теперь, понимаешь?
Я кивнул, в горле у меня стоял комок. Я сглотнул.
– Попытаюсь.
– Не надо пытаться, просто пиши.
Я отпрыгнул, чтоб избежать нового тычка.
– Ха! – воскликнул Том. – Верно – пиши или поколочу. Это – задание. Пока не выполнишь, не буду тебя учить.
Он погрозил кулаком. Рука у него была – кожа да кости, да еще тонкие шнурки мускулов под кожей. Я чуть не рассмеялся.
Так что я стал думать о книге. Снял ее с полки, где она лежала на старом оселке. Перелистал чистые страницы. Много-то как. И ежу ясно, что мне их не исписать. Хотя бы потому, что слишком долго.
Но я продолжал о ней думать. Пустота не отпускала. Дни стали короче, ночи в хижине – длиннее, и воспоминания постоянно теснились в голове. А старик так настаивал…
Однако, еще до того как я взялся за карандаш, Кэтрин объявила, что пора убирать кукурузу. Стоило ей это решить, и для всех нас, кто на нее работал, началась запарка. Мы вкалывали от зари до зари каждый божий день. С самого рассвета я вместе с другими срезал серпом кукурузные стебли, связывал в снопы, носил через мост в амбар к дому Мариани, обдирал початки.
Из-за летних штормов кукуруза уродилась плохо, мы быстро покончили с ней и перешли на картошку. Здесь мы работали на пару с Кэтрин. После той ночи у Дока мы редко оказывались вместе, и я поначалу смущался, но она, похоже, не держала на меня зла. Мы просто работали и говорили о картошке. Работа с Кэтрин выматывает. По утрам еще ничего, потому что она вкалывает как лошадь и делает больше своей доли, но беда в том, что она работает в том же темпе весь день, так что ты волей-неволей должен делать больше своей доли изо дня в день, сколько б ни сделала она. А картошку копать – и в грязи увозишься, и спину наломаешь, это обязательно. Конец уборки мы отпраздновали скромной выпивкой в бане. Никто особенно не веселился, поскольку урожай вышел плохой, но, по крайней мере, он был убран. Мы с Кэтрин сидели на стульях рядом с баней и смотрели на закат. К нам подошли Ребл и Кристин. В другом конце двора Габби и Дел перебрасывались футбольным мячом. Пламя костра едва различалось на розово-алом небе. Ребл была грустная из-за неурожая картошки, даже всплакнула, и Кэтрин много говорила, чтобы ее ободрить.
– От вредителей никуда не денешься. На следующий год попробуем тот порошок, который я купила у мусорщиков. Не огорчайся, фермершей в один год не станешь. Картошка – не дети, сама не родится.
На это Кристин улыбнулась впервые со смерти Мандо, по крайней мере – на моих глазах.
– Голодным никто не останется, – сказал я.
– Но меня уже от рыбы воротит, – фыркнула Ребл.
Девушки рассмеялись.
– По тому как ты ее уплетаешь, этого не видно, – заметила Кристин.
Кэтрин лениво отхлебнула виски.
– А чем ты сейчас занимаешься, Хэнк?
– Пишу в книге, которую мне дал Том, – солгал я, чтобы услышать, как это прозвучит.
– Да ты что? Пишешь про нашу долину?
– Да.
Она подняла брови:
– Про?..
– Ага.
– Хм. – Она посмотрела в огонь. – Ладно. Может, что-нибудь хорошее и получится в конце концов из этого лета. Но написать целую книгу? Это, наверно, очень трудно.
– Еще бы, – заверил я. – Скажу тебе по правде, почти невозможно. Но я пишу.
Все три девушки взглянули на меня уважительно.
Так что я опять стал думать про книгу. Снял ее с полки и положил на скамейку возле кровати, рядом с лампой, чашкой и пьесами Шекспира, которые Том подарил мне на Рождество. И думал про нее. Когда это все началось, давным-давно… Компания встретилась, стали придумывать дела на лето. «Мы же не ворье кладбищенское», сказал Николен, и я резко очнулся…
Итак, я начал писать.
Работа продвигалась медленно. Писать для меня было примерно как для Чудилы Роджера говорить. Каждый вечер я решал, все, завязываю. Но на следующий вечер или через вечер начинал снова. Удивительно, сколько память выдает, если на нее поднажать. Иногда, закончив писать, я приходил в себя и дивился, что сижу в хижине, по ребрам катился пот, руки немели, пальцы сводило, сердце колотилось от давних переживаний. А днем, качаясь в лодке на расходившихся волнах, я думал о том, что было, и о том, как это изложить на бумаге. Я знал, что закончу книгу, сколько бы времени на это ни ушло. Я был на крючке.
Теперь осенние вечера проходили одинаково. Отнеся рыбу на разделочные столы, я поднимался на обрыв. Ребят там не было. Упрямо не думая о них, я шел домой, обычно уже в ранних сумерках. Дома отец смазывал сковородку и жарил рыбу с луком, а я зажигал лампу, садился за стол, и мы болтали о дневных событиях. Когда рыба была готова, мы садились, отец читал молитву, и мы ели рыбу с хлебом или картошкой. Потом мыли посуду, убирали со стола, допивали воду и чистили зубы купленной у мусорщиков зубной щеткой. Потом отец садился за машинку, а я – за обеденный стол, и он шил одежду, а я сшивал слова, пока мы оба не соглашались, что пора спать.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
