Книга Башня - Колин Генри Уилсон

От хлесткого порыва холодного ветра в голове прояснилось. Мгла была почти непроницаемой, но вот из-за стремглав несущихся туч проглянула луна. Ничего, все нормально, вот уже и полегчало. Трава под ногами была сырой и скользкой; очевидно, прошел затяжной дождь. Найл двинулся осторожно, чтобы не поскользнуться.

Он опирался на металлическую антенну как на посох. Через минуту-другую под ногами ощутилось мокрое покрытие. В тучах снова наметилась прогалина, и луна скудно осветила идущий на север, к мосту, проспект. Найл повернул налево и тронулся в направлении женского квартала.

Когда он огибал дальнюю оконечность площади, ветер дул такой, что приходилось идти, опустив голову, превозмогая встречный напор. Но когда он выбрал подветренную сторону, двигаться стало легче. Судя по карте, эта часть города была пустой, своего рода нейтральная территория между южной частью и кварталом рабов. Хоронясь от ветра, от которого клацали зубы, Найл приостановился в проеме подъезда и выждал, пока появится луна. Дождавшись, он оглядел площадь. Сердце опасливо сжалось. В призрачном свете башня белела, словно залитая изнутри собственным светом. А вокруг основания различалось грузное шевеление приземистых тварей, ясно распознаваемое на светлом фоне башни. На секунду подумалось, что это тени от облаков, но вот луна, выплыв в свободную от них темно-синюю прогалину, засияла ярче, и тогда стало ясно, что это живые существа.

Одновременно с тем, как свет померк, стало казаться, что тени ползут по траве в его сторону. Первой мыслью, полуосознанной, было стремление бежать, но Найл тотчас же понял, что это будет ошибкой. Самоконтроль тут же сработал на то, что он вообще перестанет владеть собой. Следующим порывом было укрыться в ближайшем здании. Но он отверг и это: рано или поздно каждое здание в городе будет прочесано. Пауки обладают бесконечным терпением и действуют с неторопливой дотошностью. Укрытие вскоре превратится в западню. Самым правильным будет не сбавлять хода в надежде, что мгла и ветер замедлят облаву.

Найл двинулся на запад, в сторону женского квартала, с каждым перекрестком сворачивая на север, чтобы еще приблизиться к реке. В этих узких рукотворных каньонах темень стояла такая, что приходилось пробираться подобно слепому, выставив перед собой трубку-посох, а другой рукой хвататься за уличные ограждения и стены.

Тротуары были неровные, все в выщербинах. На одном из углов (именно углов, поскольку ветер задувал разом с двух сторон) Найл запнулся о поребрик и угодил ногой в нишу водостока. Посох со звоном вылетел из рук. Упав на четвереньки, Найл принялся лихорадочно шарить вокруг, борясь с нарастающим страхом.

Мысль, что трубка утеряна, наполняла мозг отчаянием. Тут вспомнилось о зеркальном медальоне. Найл залез себе под рубаху и повернул его нужной стороной к груди, сам сел в стенающей темноте. Сосредоточился. На секунду где-то в затылке остро кольнуло, затем тело наполнилось ровной силой и спокойной уверенностью. Он поднялся и, растопырив пальцы невысоко над землей, пошел — медленно-премедленно. Покалывание в кончиках пальцев правой руки дало знать, где искать пропажу. Теперь, в сравнительно спокойном состоянии, он мог уловить некое подобие сигнала, исходящее от металлического прута. Через секунду удалось отыскать, где именно в нише водостока он лежит. Медальон Найл снова отвернул от груди, чувствуя, как такая сосредоточенность высасывает его энергию.

Когда луна выявилась снова, Найл обнаружил, что до широкого проспекта уже рукой подать. План он помнил хорошо: река должна находиться в двух кварталах к северу. Задержавшись в подъезде, он внимательно оглядел проспект — не видно ли там движущихся теней; похоже, никого. Сверху тяжело полоскались на ветру большие тенета, но паук в такой ветер наверняка забился, съежившись, куда-нибудь подальше в щель. Найл заспешил вверх по проспекту. Глаза постепенно свыкались с темнотой, и он мог двигаться проворнее. Лицо и голые руки немели от стылого ветра. Но это даже хорошо, что холод: паукам он не приятнее, чем ему.

До реки оставался еще квартал, когда Найл остановился передохнуть на углу улицы. Сверху луну затянуло огромной тучей; минут десять пройдет, не меньше, прежде чем она схлынет. Не надо бы выходить на набережную в полной темноте; если пауки охраняют мост, то, вероятно, могут нести дозор и вдоль реки.

Он сидел на тротуаре, прислонясь спиной к ограждению подвала. Что-то сзади скрипнуло; оказалось, он прислонился к двери. Мысль о том, что можно укрыться от ветра, пусть хоть на несколько минут, показалась соблазнительной. Найл открыл дверь, и та отозвалась протяжным пением проржавевших шарниров. Елозя на коленях, парень нащупал истертые каменные ступени, скользкие от дождя. Он стал осмотрительно спускаться, пока не достиг подобия подвала, расположенного ниже уровня улицы. Стоял неприятный запах, как от гниющей растительности, но ветра, по крайней мере, не чувствовалось. Теперь, когда острый холод не обдавал кожу, ощутилась даже некая видимость тепла. Найл, дрожа, сидел, сцепив руки на коленях, а сам удивлялся, с чего это запах гнилых овощей все усиливается.

Что-то вкрадчиво коснулось руки, юноша опасливо вздрогнул. Первым делом мелькнуло, что сейчас в неприкрытую кожу вопьются готовые впрыснуть яд паучьи клыки; Найл буквально окаменел. Однако нет, что-то размякше-нежное украдкой подбиралось к плечу и одновременно обволакивало левую голень. Найл вскочил на ноги уже тогда, когда что-то холодное и скользкое смыкалось вокруг лодыжки, от смрада перехватило дыхание. Рывком высвободив ногу, Найл почувствовал, как это же самое — пакостное, скользкое — пробирается вверх по руке. Попытался отшатнуться — оно сомкнулось вокруг предплечья, притягивая к ограждению.