Какую бы сложную логику ни озвучивал человек, как бы верно ни мыслил, какие бы доводы ни приводил, хоть бы процитировал все Писание и всех философов, все равно поступит он как-то просто, одно из двух: или предаст, или не предаст, или поможет, или не поможет, или отвернется, или не отвернется. Видимо, мысль лишь оправдывает то, что человек уже решил для себя наперед, основываясь на сокровенных, возможно самому ему неясных до конца приоритетах.
Из дневника невернувшегося шныраСашка замахал руками, подзывая остальных, и бросился к камню. К валуну все подбегали вразнобой. Первыми неслись Макар и Кирилл. Где-то в середине группы верблюжьим аллюром вышагивал Даня. Приблизившись, Даня ощупал руками неровную поверхность. Пока он щупал, две его пчелы бегали у него между пальцами.
– М-да! – произнес Даня. И еще раз с многозначительностью добавил: – М-да, господа! Это оно и есть!
Фреда, присев на корточки, осмотрела валун.
– Ледниковый. Его притащило откуда-то оттуда… – сказала она со знанием дела.
– Думаешь, издалека? – спросила Лена.
Фреда фыркнула:
– А я откуда знаю? Могло и за тысячу километров. И дальше.
– Тогда ясно, почему валун не на месте. Значит, и на двушке камень сместился. Был за Второй грядой, а оказался в Межгрядье, где Яра его и видела! – удовлетворенно произнес Даня.
Место сверху было открытое. Редкие вершины не заслоняли их от берсерков. Те то проносились над их головами, то скользили над озером. Макар, не удержавшись, выстрелил раза два, однако берсерки, прекрасно чувствуя дистанцию, даже не попытались пригнуться. Стрельба из шнеппера на двести шагов – это как из нагана сбить истребитель.
Вели себя берсерки деловито. Один остался наблюдать, описывая круги на приличной высоте. Другой быстро понесся куда-то. Стал маленькой, почти неразличимой точкой – и вдруг, развернувшись, полетел обратно.
– Что он делает? – удивился Кирюша. – Ты уж, дядя, определись! Ничего непонятно!
– А по-моему, очень даже понятно. Показывает кому-то дорогу, – кисло пояснил Влад Ганич.
– Кому?
– А вот скоро узнаем.
Ганич не палил попусту, как Макар, не суетился, не разглядывал валун, а спокойно пересчитывал оставшиеся у него пнуфы. Вообще Влад как-то преобразился.
– Четыре. Но едва ли нам дадут перезарядиться четыре раза, – сказал он.
Сашка кивнул, соглашаясь с ним. Он уже оценил, что Ганич стреляет всегда четко и наверняка. Мозг-калькулятор – хорошее добавление к твердой руке, а пониженная эмоциональность вполне заменяет спокойствие. Пока Макар горячится и мажет, Ганич перезаряжается и стреляет.
Сашка забрал у Рины камень, который она несла в руках, и вложил цветок в одну из впадин валуна. А дальше они просто стояли и смотрели. Лишь одна из пчел взлетела и, ухитрившись не соскользнуть, уселась на бутон цветка.
– Как она это сделала? К нему же невозможно прикоснуться! – воскликнула Рина, обращаясь к Владу как к главному специалисту по пчелам.
– Это ты пчеле скажи! – отозвался Ганич.
Спустя секунду к первой пчеле присоединилась вторая, затем третья. Пчелы пересаживались на лепестки, нарушая все законы опережающего времени. Цветок тяжелел и прогибался под их тяжестью. Алая сердцевина кренилась. Когда она коснулась валуна, покрытый мхом камень вспыхнул. Поначалу это была лишь точка, как если бы на валун капнули расплавленной лавой. Точка разрасталась. От нее по камню расходились волны, и он, казалось, согревался. Но тепло это было особого рода. Капли воды, стоявшие в трещинах, не испарялись. Разве что мох в углублениях светлел, меняя оттенок. Затем цветок вспыхивал вновь, и опять вспыхивала светлая точка.
Шныры отпрянули.
– Сила закладки просачивается в наш мир по капле! – прошептала Рина и вдруг, ойкнув, схватилась за запястье. Нерпь пылала так, что фигурки обжигали руку. Особенно сильно пламенел гепард.
Макар в панике грыз зубами шнуровку своей нерпи. Ему мерещилось, что его рука сейчас поджарится. Умная Фреда мизинцем подсунула между нерпью и кожей лист подорожника и самодовольно усмехнулась. Даня – тот и вовсе обошелся без подорожника. Сделал руку частично прозрачной, чтобы тепло фигурок не обжигало, а перетекало в тело.
Цветок продолжал перекачивать в валун силу закладки с двушки. Вначале он делал это по каплям, затем силы хлынули потоком, и в какой-то момент огромный валун оторвался от земли, на миг зависнув в воздухе. Казалось, его настолько распирает от сил, что он едва может удержать их в себе.
– Эта закладка мощнее шныровской, – оценивающе сказал Ганич.