Если да, значит, ты на пути к постижению сути Тайны, и то, что многие поколения толкователей трактовали по-разному, ты скоро поймешь сам, поскольку теперь тебе известно: существует истинное Писание, а не подложное.
Изумительная подмена Истины: люди из века в век убивали друг друга во имя того, чтобы толковать Истину по-своему, в то время как самый источник Писания, где эта Истина изложена, оказался подложным…
А между тем учение Христа совершенно незамысловато:
«Проклят будет тот, кто вознамерится творить дела мирские от имени Отца Моего;
Проклят будет тот, кто станет смешивать имя Отца Моего с раздорами Властителей. Пусть возводят они царства свои из праха, но не венчают золоченые дворцы свои именем Отца Моего.
Тот, кто скажет, что несет меч, дабы вершить правосудие людское и управлять жизнью города от имени Отца Моего, истинно говорю вам, тот есть лжец». Или вот еще: «Блаженны не алчущие власти, ибо дано им будет Царство Отца Моего».
Эти слова и есть истинные. А те, что ты знал до этого, — ложны.
Истина довольно проста: из века в век люди спрашивают, почему в Писании нет ни слова о политической власти? Да потому, что слова эти оттуда попросту изъяты. Согласно же учению Христа, политическая власть не может зиждиться на духовной Истине, и всякая попытка смешать власть Церкви с мирскими делами или узаконить светскую власть, оправдывая ее благодатью духовного истока Церкви, есть святотатство!
Больше того, учение Христа, истинная суть которого открылась нам 17 августа, объясняет, почему такое невозможно. Послушай же, Габриель, чему учит Христос:
«Есть ли подчиненность среди звезд? Или порядок старшинства среди песчинок? Истинно говорю вам, ни одна песчинка не может навязать истину свою другим песчинкам. Ибо все они равны меж собой, как и агнцы Отца Моего. Меж них должен быть лишь один закон — закон справедливости, и справедливость сия есть равенство. Пусть же правитель правит властью, данной ему братьями его: лишь тот, кто избирает сей путь, следует дорогой к дому Отца Моего».
Что скажешь теперь, Габриель? Представь, что это откровение разошлось бы по всему христианскому миру, представь, как люди вдруг поняли бы, что священная королевская власть, которой они подчиняются, не только порочна, но и подложна… Представь, как они вдруг поняли бы, что не должны больше подчиняться ни королю, ни папе? Что, по-твоему, тогда произошло бы?..
Поэтому миссия наша состоит в том, чтобы найти человека, способного правильно распорядиться откровением, дабы случайно не открылся ящик Пандоры. Такова была моя роль, Габриель, а теперь и ты посвящен в нашу Тайну, притом куда более неожиданно, чем это было со мной или с любым другим из наших братьев. Но дело не терпело отлагательств.
Представляю испуг на твоем лице — но неужели ты действительно думаешь, что правде легко смотреть в глаза? Будь так, человеческая история никогда не стала бы такой, как есть. Петр обладал страшной силой: он знал, что никто не усомнится в истинности переложенного им Писания.
Но будь спокоен: со временем ты свыкнешься с его вопиющим деянием. Ты узнаешь, что пятая глава Евангелия от Матфея содержит не десять Заповедей блаженства, а одиннадцать. Что Петр отрекся от Иисуса не трижды, а четырежды, и упоминание о четвертом его отречении было изъято из дошедшего до нас текста; и что отрекся он не от того, что пошел за Христом, а для того, чтобы исказить истинную суть послания Спасителя. Ты научишься угадывать между строк излишнее и недостаточное: то, что было добавлено, а что — изъято.
И все это содержится в рукописи, которую нам наконец-то удалось расшифровать.
Черпай же из кладезя времени, который отныне в полном твоем распоряжении, силу, дабы свыкнуться с таким наследием. Однажды, спустя месяцы, а то и годы, быть может уже после тебя, кто-то из твоих последователей вновь попытается возвестить Истину миру, не вызвав его потрясения.
Береги себя, Габриель. Сейчас я отправляюсь в Нант, чтобы еще раз попробовать спасти наше дело, но все мои помыслы связаны с тобой, поскольку мне бы очень хотелось, чтобы путь свой ты прошел не один.
Прощай же, Габриель де Понбриан. Будь достоин своих собратьев и памяти отца своего. Всем сердцем надеюсь вернуться вскоре с победой и собственными руками порвать это письмо.
Никола Фуке». У Габриеля так дрожали руки, что он никак не мог сложить листок. Тыльной стороной ладони он утер выступившие на глазах слезы и уронил голову на грудь. Листок слегка подрагивал в его пальцах, и Габриелю казалось, что листок этот будто живой. Наконец он встал и направился к релингам — волосы его нещадно трепал заметно окрепший ветер.
— Осторожней, — крикнул ему матрос, который возился с какой-то снастью, уперевшись ногами в палубу, — тут очень скользко!
Не обратив на него внимания, Габриель двинулся дальше. Перед ним простирался изломанный пенными гребнями волн бесконечный горизонт, где небо сливалось с морем. Мелкие клочки бумаги, которую он разорвал, прежде чем выбросить на ветер, недолго покружив перед носовой фигурой, упали в воду и исчезли в волнах.
* * *
Еще какое-то время Габриель стоял на палубе и смотрел на пустынные волны, а потом спустился к себе в каюту.
Шкатулка была там же, под вещами в его дорожном сундуке.
Волны гулко бились о борт судна, а ветер, свистевший в снастях, пел свою нудную песню, казавшуюся нескончаемой, но Габриель не слышал ни грохота волн, ни песни ветра. Едва шевеля губами, он начал читать наизусть: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…»
88
Дворец Фонтенбло — вторник 1 ноября, одиннадцать часов утра
— Сын! Королева родила нам сына!
Луиза в изумлении увидела, как король распахнул настежь окно в спальне, где только что разрешилась Мария-Тереза, высунулся наружу и закричал, что было мочи.
— Скорей закройте окно! Ваш сын и жена подхватят простуду, — ласково сказала сияющая от радости Анна Австрийская.
Повиновавшись матери и на этот раз, Людовик XIV закрыл окно и подошел к постели, где лежала изнуренная родами испанская инфанта.
— Вы потрудились на славу, сударыня! Ребенок просто чудо. Он будет наречен Людовиком Французским, — сказал король, глядя с необыкновенной нежностью на юную супругу.
С этими словами государь покинул спальню, предоставив дамам заниматься «своими делами». Луиза проводила его взглядом. Когда дверь за ним закрылась, она тоже подошла к постели королевы и с застывшим выражением лица поглядела на резную колыбельку, куда положили дофина: она была не в силах отвести взгляд.
* * *
Кольбер, ожидавший с главными министрами в коридоре, первым поздравил короля. Государю пришлось выдержать натиск все прибывавшей толпы придворных. Чинно следуя через людское море, Людовик XIV перебирал в памяти события уходящего 1661 года.
