Как там говорится у христиан: «Человек предполагает, а Господь располагает»? Возможно, их Бог Иисус Христос – Мартин в своем безвыходном положении готов был даже в него поверить – поможет ему, если он поклянется Всевышнему, что изменится? Ведь говорят, что для него одна заблудшая овца важнее тех, кто не совершал ошибки и не каялся.
Отчаяние заставляет поверить в то, во что не верил раньше. Но Мартин напомнил сам себе: «Я не верю ни в какого Бога. Я верю в себя. Верю, что я лучший и однажды смогу обойти и самых хитрых… и терпеливых».
И все же, когда Мартин собирался с духом, чтобы послать за Далилем, он заметил, что взывает к кому-то, кто выше его, кто велик и у кого в руках судьбы смертных. Но захочет ли тот помочь?
Далиль пришел сразу же.
– Я ни на миг не сомневался: ты поймешь, что твое истинное предназначение – служить нам!
Он велел Мартину выйти, и пленник, пошатываясь и с наслаждением кутаясь в теплое покрывало из баальбекской шерсти, медленно стал подниматься за ним по ступеням. Он мучительно щурился от бликов света факела, и у него даже появился страх дневного света. Но когда он вышел из подземелья, вокруг царила ночь. Звездное небо было прекрасно и бесконечно. Вдаль уходили черные гряды гор, на которых уже лежал снег. Было так холодно! Пронизывающий ветер свистел в арках, поддерживающих кровлю перехода, и пах свежестью. Мартин едва устоял под его порывом и прислонился к стене, а потом, глубоко вдохнув, наполнил легкие холодным чистым воздухом и выпрямился. Сводчатый переход уводил их дальше, на каменный мост, ведущий к вырастающим из скалы башням Масиафа.
Внезапно Далиль остановился на середине моста и дал сопровождающим их охранникам уйти вперед.
– Я выпросил для тебя несколько дней для отдыха перед встречей с имамом – да благословит его Аллах! За это время ты должен собраться с силами и не выглядеть так, как сейчас. – В голосе Далиля Мартин уловил нотки жалости и брезгливости. И все же Далиль хорошо относился к своему лучшему ученику, ибо через миг сказал: – Запомни, Тень, от встречи с мудрым имамом, от того, как ты себя поведешь, зависит не только твоя жизнь, но и моя.
Ибо я заверил имама, что ты одумаешься.
– Я не подведу вас, учитель.
В голосе Мартина звучала благодарность. Он понимал, что сейчас слишком слаб, чтобы выдержать встречу с таким противником, как Старец Горы. А за это время…
За это время Мартин успел отдохнуть, немного подкрепиться и спокойно отоспаться в небольшом покое с овчинами в углу. После лежалой соломы и холодных камней, на которых он спал три месяца в подземелье, это показалось ему райским удобством. Три месяца! Находиться столько времени почти в могиле! Куда он еще, возможно, вернется, если поведет себя неосторожно, если вызовет у имама хотя бы малейшее подозрение.
По приказу Далиля пленника вымыли, отпарили в бане, сбрили его кишащие вшами волосы, подровняли бороду. Его тело сплошь было покрыто болячками и ранками от укусов крыс, но в Масиафе были хорошие лекари, и они тщательно обработали его кожу, а потом вверили рукам опытных массажистов. Мартин был худой, как бродячая кошка, но после полуголодного существования начал есть очень осторожно: сперва просто пил воду, ел фрукты и немного хлеба, потом позволил себе опорожнить пиалу с молоком, потом испробовал сыр местных коз, а через неделю даже решился отведать вареных яиц и лука. Чувствовать, как в тело возвращаются силы, было упоительно и приятно, так же как ощущать тепло, – в его комнате находился очаг, у которого он с удовольствием подолгу сидел, глядя на рдеющие уголья. Теперь пленник был одет в простую теплую одежду, но оружия ему, разумеется, не давали. И все это время его тщательнейшим образом охраняли молчаливые слуги имама.
А еще Мартин стал упорно тренироваться: приседал и отжимался, изгибался и завязывался узлом, заставлял тело вернуть гибкость, постоянно прыгал и крутился на месте, и в итоге через десять дней он уже мог подолгу ходить на руках, а затем стал совершать прыжки на стену и делать сальто. Его стражи не могли не заметить, что узник приходит в форму, и Мартин ждал, что вскоре его отведут к Старцу Горы. Но тот неожиданно появился сам.
Именно появился. Ибо однажды Мартин проснулся, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. И был еще запах – дивный аромат кофе из обжаренных зерен. А еще он ощутил головокружение, какое бывает, когда начинаешь курить гашиш. Мартин, не двигаясь, приоткрыл глаза. И увидел его.
У противоположной стены в открытом очаге горел огонь. Загораживая идущий от него свет, на разложенных подушках неподвижно и прямо сидел человек. Обычно Мартин спал чутко, он всегда просыпался, когда приходили стражники или лекари, но на этот раз не уловил ни единого звука. Петли, что ли, они предварительно смазали? Ведь Синан не мог материализоваться тут из воздуха.
Лицо Старца Горы оставалось в тени, так как он сидел спиной к огню, тогда как Мартин был ярко освещен.
Поэтому имам сразу заметил, что пленник проснулся. – Да пребудет с тобой мир и милость Аллаха, Тень.
Голос имама, едва слышный, был негромким и певучим, как у опытного проповедника.
Мартин тут же скатился с ложа и распластался на полу перед Синаном. Он старался сосредоточиться, но поневоле ощутил, как страх сочится по́том из каждой его поры. И, следовательно, запах. Синан почувствует это и поймет, что пленник боится. И уже спокойнее Мартин отметил: «Это хорошо, пусть Синан знает о моем страхе».
Подобная рассудочная мысль помогла ему собраться, хотя он по-прежнему неподвижно лежал распростертым перед Старцем Горы.
– Поднимись, ради Аллаха!
– Я не смею.
– Я сам знаю, что ты смеешь, а что нет, Тень.
Синан был отважным человеком, у него не было телохранителей, и он не опасался прийти в одиночку к смутьяну, убившему в его крепости больше десятка опытных воинов. Он вообще ничего не боялся. Сирийские исмаилиты боготворили его, и это внушило имаму непоколебимую уверенность в себе. Сейчас он смотрел на Мартина спокойно и почти равнодушно. Синана называли Старцем Горы, но он был не стар, скорее в расцвете сил, только его холеная белая борода придавала ему вид человека почтенного возраста, но умение долго сидеть неподвижно указывало на то, что под темным балахоном таятся стальные мышцы. Черный капюшон, темная чалма, широкие прямые плечи, за серебристым поясом светлеют костяные рукояти двух кинжалов… Его бесстрастное худощавое лицо в полумраке казалось выбитым из гранита, густые кустистые брови прятали в своей тени глубокие провалы глаз. И взгляд – тяжелый, немигающий. Мартин лишь мельком взглянул на имама и поспешил опустить ресницы. Не из робости, а скорее из опасения, что тот, кто желает подчинить его, сам, как уже было некогда, попадет под давление холодных голубых глаз мавали. Для властолюбивого Старца Горы это было провалом, позором, его тайной… Но теперь Мартину было необходимо, чтобы Синан почувствовал свое превосходство над смирившимся Тенью.
Молчание затягивалось, и Мартин решился:
