До меня донеслось растерянное «Жн-н?», и я наконец распахнула дверь настежь. Катрин сидела в постели, прижимая к груди простыню, один глаз у нее был закрыт, а другим она пыталась разглядеть меня с гримасой, от которой я тотчас прыснула. «Подруга? Что ты здесь делаешь? Который час?» Выпутавшись из простыни, она подняла валявшийся на полу будильник, чтобы убедиться, что еще только шесть утра. «Что с тобой?» Она терла глаз и, казалось, никак не могла выбраться из на редкость глубокого сна. Я подошла и села в изножье кровати.
– Кэт… Флориан вернулся.
– Жн-н?
– Флориан вернулся. Он ждал меня под дверью вчера, когда я пришла домой.
На короткую секунду мне показалось, что Катрин меня не слышит. Она замерла с приоткрытым ртом, а потом протянула:
– О боже мой…
– Да.
– О боже мой!
– Да.
– О БОЖЕ МОЙ!
– Ладно, Кэт, пора сменить пластинку.
– О бо… Я знала! Я точно знала! Вы трахались? Трахались, да? Точно, трахались.
– Нет! Нет. Не трахались.
– Правда? – недоверчиво спросила Катрин.
– Черт, Кат, этот человек разбил мне сердце… думаешь, я так сразу прыгну на него, только потому, что он оказал мне честь и вернулся?
– Умничка. Ты молодец…
Она была искренне впечатлена, и мне вдруг стало стыдно за мою жалкую ложь.
– Честно говоря, просто месячные…
– Что?
– Я бы, наверно, переспала с ним, если бы не… Мы целовались…
– Я так и знала! Я точно знала: что-нибудь произойдет! Жен, я знала, что ты влипла! У меня безошибочное чутье!
Я улыбнулась ей уголком рта. Она еще попричитала «о боже мой», потом как будто успокоилась.
– О’кей… о’кей… Короче, вы целовались, и потом…
– Потом не знаю, я подумала о Максиме, я… я очень испугалась, Кат.
– Ну и правильно сделала! Черт, что он себе думал, мать его? Что может разбить тебе сердце, а потом нарисуется такой весь из себя – и ты сразу побежишь к нему?
– Вообще-то, он думал именно так.
– Недоумок чертов.
– Да, но дело в том, что я тоже так думала, понимаешь? Все эти месяцы я представляла себе, как он возвращается, и в моих фантазиях бежала ему навстречу, понимаешь? Что я наделала?!
– Нет! Нет, спокойно… Самоуважение, подруга, самоуважение!
– Угу…
– Единственное, что можно было, – сказала Катрин, – это переспать с ним, но так, на скорую руку, а потом послать его на хер, чтобы он уполз, поджав хвост. Вот это было бы классно.
– Не уверена, Кат…
Она задумчиво покачала головой.
– Может быть. Все-таки… Короче, расскажи мне все. Все-все-все.
И, пока она одевалась, выбирая вещи из кучи, занимавшей угол ее комнаты и пребывавшей в перманентном обороте, я рассказала ей, как прошла моя ночь. Она перебивала меня каждые пятнадцать секунд, как умеет только лучшая подруга, выспрашивая все: как посмотрел, как сказал, как крепко обнял.
Я не упустила ни одной детали, не умолчала ни о звонке Максима, ни о «люблю» Флориана, ни о своем безмерном смятении. Я хотела, чтобы Катрин знала все, но зачем – трудно сказать. Неужели я надеялась, что она даст указания, что мне делать? Это она-то, моя чересчур эмоциональная подруга, которая решила одна родить ребенка?
– Короче, что будем делать? – спросила она, когда я закончила выкладывать душу перед нею.
Было уже, наверно, около семи – я говорила очень долго. Ее «мы» тронуло меня: Катрин считала мои проблемы своими – и наоборот. Я улыбнулась ей.
– Не знаю… Никакого понятия.
Катрин задумалась, и, кажется, у нее появилась идея.
– Пойдем разбудим Нико, – объявила она.
Мы прошли через коридор на цыпочках, чтобы не потревожить Ноя, который каким-то чудом еще спал. Я хотела постучаться в дверь Никола, но Катрин опередила меня и без церемоний распахнула ее настежь.
– Слушай, – прошептала я, – имей уважение к его интимному пространству!
Катрин посмотрела на меня, то ли удивившись, то ли развеселившись, как будто я ляпнула несусветную чушь, и пошла будить своего кузена со всей деликатностью, на какую была способна, – то есть минимальной.
– Что? Что? ЧТО? УЙДИ! – промычал Никола и спрятал голову под три подушки. – Спа-а-аать! – донеся его голос, приглушенный слоями пуха.
– Просыпайся! – повторила Катрин и изо всех сил дернула на себя подушки. Она покосилась на ночной столик, но я предусмотрительно убрала подальше стоявший там стакан с водой.
– Подруга! – крикнул Никола. – Серьезно! – Он вынырнул между подушками и одеялом, взъерошенный и помятый, похожий на только что вылупившегося птенца. – Какого черта?
– Флориан приходил к Жен вчера вечером. Он хочет, чтобы она вернулась. Не трахались, но потискались, – изящно подытожила мои страдания Катрин.
– Ох, ох, ох, – простонал Никола и с трудом сел. – Что?
– Флориан приходил к Жен вчера вечером, – повторила Катрин. – Не трахались, но…
– Да, да, я понял! Но… Жен? Что…
– Не теряй зря время, – сказала я, – у меня тоже нет ответов. Почему, ты думаешь, я приперлась сюда в шесть утра? Когда у меня нет ответов, я всегда надеюсь, что они найдутся для меня у вас.
– Да уж, странная мысль, – вздохнул Никола.
– Я знаю, но… help!
Никола энергично потер лицо и голову, поискал что-то на ночном столике. Я протянула ему стакан с водой, который переставила на комод.
– Признает теперь кто-нибудь мое безошибочное чутье? – не выдержав, крикнула Катрин.
– В который раз она тебе об этом говорит? – спросил меня Никола.
– О, я уж и не считаю… Да ладно.
– Да ладно, – согласился Никола. – Короче, что произошло?
Пока он натягивал спортивные штаны и футболку, я вкратце изложила ему события, не упустив деталей, казавшихся мне существенными для полного понимания ситуации и моего состояния.
– Так, – сказал Никола. – Ты думаешь… думаешь, он будет тебя преследовать?
– Это же Флориан, – ответила я. – Он будет ждать.
– Чего ждать?
– Чего-чего: когда я вернусь!
– Но ты же не вернешься к нему? – встревоженно воскликнула Катрин.
– Ну уж!.. – фыркнула я.
У нее это вырвалось так непосредственно, что отвечать было даже неловко, и я вдруг поняла, что для меня не стоит вопрос, вернусь я к Флориану или нет, – вопрос лишь в том, как. Катрин немного смутилась – в той мере, в какой могла смутиться Катрин, – и опустила глаза.
