– Не знаю такого слова, уважаемый товарищ американский президент. Да и не подаст нам никто.
– Мм.
– Верно говорит третий номер. Сами возьмем, еще и останется. Мы, товарищ американский президент, только десять минут сильно рисковать будем. А польза от риска того твоей молодой республики огромная. На ноги подниметесь, сельское хозяйство разовьете.
– Аляску выкупим обратно, – пропищал гномик.
– Хы, – это мы одновременно с Герой хмыкнули. Вернее, я хмыкнул, а Гера сипло заржал. Он ведь гоблин. Но мы на фантазии президента ничего не сказали. И так ясно. Кто ж Аляску обратно в здравом уме обратно продаст. Да там залежей шишек на пять поколений. Хватит и аренды.
Изучения трехмерного плана заняло минуты две. Что там изучать-то? Пятисот этажный барак со стоэтажным подвалом.
– Без окон, без дверей, полны внутренности разнообразной наличности, – вяло пошутил второй номер, к тому времени окончательно восстановивший душевное и телесное равновесие.
– Если более комментариев ни у кого нет, то рекомендую немедленно отправится в дорогу, – я закрыл секретную паку и запихал ее в багажный отсек спецмашины. Милашка, будет время, разберется самостоятельно с подробностями, – Общий сбор! Выдвигаемся.
– А как же эти? – Роберт Клинроуз указал на догорающий домик, откуда все еще доносились женские крики.
– Не о том думаешь, друг мой. Они сами выбрали свою долю. Да и ты виноват. Нечего было девочек вызывать.
– Нечаянно, – покраснел Боб. Очевидно не до конца отошел от пожара.
– Болото, Бобушка, таит в себе много опасностей. Не зря его запретили для общенародного посещения. Темные личности давно облюбовали себе этот невидимый для глаза географический участок мира. Творят темные делишки, прокручивают деньги, приторговывают разным хламом. В реальности то страшно, там мы, спасатели, на страже Закона. По поводу Болота правильно российское правительство высказалось, приравняв виртуальность к пиву. Затягивает, зараза. Больным человека делает.
Попрыгав в седла на длинной спине Милашки, члены экспедиции по очереди доложились о наличии, после чего я скомандовал бравое командирское: – "Поехали". Так по старой доброй традиции говорят все командиры подразделения "000" отправляясь на опасное, сопряженное с неимоверным риском и славой, задание.
Милашка обошла догорающее здание и остановилась перед большим плакатом, на котором неуверенной рукой виртуального художника были намалеваны чуть ли не райские кущи и спрашивалось русским языком, поедем ли мы дальше в прекрасное далеко или останемся здесь, догнивать среди бескрайнего бетона? За плакатом темнела черная пропасть бездны.
– Двигай, двигай, – постучал я по ребрам Милашки, прищуривая глаза. Если командирское чутье меня не подводит, то сейчас нас швырнет вперед на расстояние примерно в пять тысяч километров по общероссийскому стандарту.
Спецмашина подразделения "000" за номером тринадцать на бронированном заднике помахала сплетенной антенной и смело шагнула в пропасть.
…Соотечественники! Сограждане! Товарищи американские избиратели! В этот тяжелый для всей нашей молодой американской республики час, я, ваш законно избранный президент отправляюсь в возможно последний поход за человеческой справедливостью…
Товарищ американский президент задумался, покусывая кончик ручки, выпрошенной у болтливого спасателя со страшной гоблинской внешностью.
Сознание того, что он может погибнуть, выполняя свои профессиональные обязанности президента, не пугало высокого человека с короткой бородкой. Он знал, на что шел. И счастье своей страны ставил выше счастья отдельной личности. Он помнил, как его дедушка, простой безработный ковбой, часто говорил, усаживая его на необъезженного скакуна: – "Смерть одного человека всего лишь выплаченная родственникам страховка, тогда как смерть миллионов от нищеты и позора есть бедствие национального самосознания".
– Я могу сделать это! – шептал гномик, подставляя лицо терпкому виртуальному ветру Болота. И массы воздуха играли с его жиденькой челкой, словно пытаясь запомнить крошечного человечка, решившего потягаться с самим всесильным Болотом.
Смахнув так некстати набежавшую на глаз слезу, товарищ американский президент склонился над выпрошенным у русского майора длинным рулоном писчей бумаги:
– … Я могу погибнуть за нашу великую мечту, – написал гномик, – но перед возможной смертью хотел бы оставить на память о себе несколько дельных советов. Никогда, слышите товарищи американские избиратели, никогда не идите против нашего старшего брата! Россия единственная страна, которая поможет нам выкарабкаться из пропасти безграмотности, унижения и производственной отсталости. Шагайте с Россией в одном направлении, как бы ни удивителен был ее путь. Государство таких масштабов и такого ума не может идти неизвестно куда. Да поможет нам всем Россия. Прощайте! Навеки ваш, товарищ американский президент.
Товарищ американский президент аккуратно оторвал от рулона исписанные нетвердыми каракулями текст, отложил рулон в сторону, сложил рукопись и запечатал ее в конверт, позаимствованный у русской национальной птицы, носящейся со своей короной, как американские белогривые орлы со своими яйцами.
– Написал? – я дождался, пока гномик начирикает на конверте обратный адрес и, не слушая возражений, отобрал у слабо сопротивляющегося товарища американского президента конверт, – А теперь все это порвем и сожжем в топках Милашки. Ты головой прежде думай, когда в следующий раз воззвания писать захочется. У меня трудно разрешения спросить? Мы на важном секретном задании, а ты полностью нас своими поступками раскрываешь. Или заложить нас хочешь напоследок?
Товарищ американский президент побелел лицом:
– Что вы, дяденька Сергеев! – замотал он головой, – Как можно! Просто я хотел отправить весточку родным американским избирателям. Вдруг я не вернусь.
– Не с…, Гера, да выгоняй ты янкеля из бани! Перед смертью всем хочется попариться, не только ему. Я говорю, не сочиняйте ерунду, товарищ американский президент. Сейчас сходим в русскую баньку, попаримся, кваску попьем, Пирамиду возьмем. И все проблемы, как и нехорошие мысли, враз исчезнут.
– Загадочная русская душа! – восторженно прошептал гномик, рассматривая меня в лучах заходящего виртуального солнца.
– Как умеем, – разволновался я, связывая из наломанных дубовых веток банный веник.
Из наспех сооруженной бани – берлогу у крупного зверюги позаимствовали – вышел второй номер и отсыревший на пару с ним Директорский любимчик.
– Мм! – позвал нас Герасим, отсоединяя трубопроводы горячей и холодной воды от Милашки. Третий номер всегда экономит.
– Идем уже, – подхватывая под мышку товарища американского президента, махнул я рукой.
Последняя ночь перед большим делом. Тихо играет музыка, пыхтит самовар. Кукукает вдалеке тупая кукушка. С шести часов кукукает, как заведенная. Булькает в котелке концентрированная вермишель. Кушать мы ее, конечно, не будем, но для красоты образа пусть пузырит.
