– Перед чем? – переспросил Пруст, отрывая взгляд от потолка.
Рамсден посмотрела на Саймона и сказала:
– Я отдаю предпочтение вашему психологическому профилю.
* * *
– То есть ты считаешь, в его планы входило подхватить тебя на руки и потом хорошенько трахнуть? – с энтузиазмом спросила Оливия Зейлер.
Бросив все дела, она примчалась в Спиллинг позаботиться о сестре. Первым делом Оливия убедилась, что у Чарли нет серьезных травм, которые потребовали бы санитаров, носилок и наложения швов.
– Понятия не имею, – ответила Чарли. – Знаю одно: он прислал мне любовное письмо. Вернее, клочок бумаги с просьбой вернуться в субботу как можно раньше.
– Но когда он увидел тебя, то даже не шелохнулся. – Оливия в расстроенных чувствах сморщила носик.
– В следующий раз он увидел меня через несколько минут после того, как к моей голове было приставлено дуло пистолета, из которого убийца застрелил Джудит Даффи. Я была слишком потрясена, чтобы вспомнить про секс. Саймону же не терпелось опросить меня про человека, которого они называют Лысым.
Оливия фыркнула.
– Его баланс «работа – жизнь» похож на детские качели, на одном конце которых намертво пристегнут бетонный носорог. По крайней мере, он прислал тебе любовную записку. Согласись, что это уже прогресс.
Чарли кивнула. Они с сестрой сидели за ее кухонным столом и пили чай, хотя Оливия захватила с собой бутылку розового шампанского.
– Отпраздновать, что ты осталась жива, – пояснила она.
Солнце сияло так, как будто забыло разницу между зимой и летом. Чарли была вынуждена опустить на окне жалюзи. С того момента, как Саймон прислал ей те одиннадцать слов, солнце сияло не переставая, хотя всякий раз, когда она включала местные новости, ей твердили про низкую серую облачность. Но Чарли предпочитала доверять собственным чувствам. А телевизионщики ошибались.
– Я едва не скрыла от тебя любовную записку, – сказала она.
– Что? – ужаснулась Оливия Зейлер, для которой не было ничего страшнее, чем не узнать очередную новость.
– Я подумала, что ты сочтешь это жалким клочком бумаги. Ведь на нем даже не было слова «люблю».
– Прекрати! Неужели я в твоих глазах такая бессердечная?
– У нас с ним небольшие разногласия по поводу медового месяца, – призналась ей Чарли. Неужели она так привыкла цапаться с сестрой, что ей в срочном порядке понадобилось нечто такое, к чему та могла бы придраться, а ей самой при этом занять привычную оборонительную позицию? – Родители Саймона жутко боятся летать самолетом, и он начал с того, что лучше поехать куда-нибудь в пределах страны.
– Скажи родителям Саймона, что им не нужно сопровождать вас во время вашего медового месяца.
– Ты, как всегда, шутишь? Да у них сердцебиение, стоит им пройтись до конца сада. Нет, они боятся за Саймона. Мать заявила ему, что не сомкнет глаз в течение двух недель, если узнает, что он решил воспользоваться, как она выразилась, «аэропланом».
– Глупая клуша, – сердито ответила Оливия.
– Беда в том, что она это серьезно. Саймон знает: мать и вправду не сомкнет глаз и не будет ничего есть, пока сын не вернется домой жив и здоров. У него же нет желания возвращаться к мертвой сушеной голове, которая еще недавно принадлежала его матери. Согласись, это испортило бы кайф от медового месяца. Хотя лично я, если честно, не заметила бы особой разницы, – сказав эти слова, Чарли на минуту умолкла, чтобы проверить уровень своего стыда. Ноль. – Мне же не хотелось провести медовый месяц в какой-нибудь сельской гостинице, что на полном серьезе предлагал его отец.
– Невероятно!
– В общем, мы пришли к компромиссу. Саймон согласился поехать в любое место, куда меньше трех часов лёту, я же согласилась солгать его родителям, что мы с ним-де собираемся в Торки. С одной стороны, это довольно близко, с другой – достаточно далеко, чтобы Саймон на законных основаниях мог сказать матери, что не сможет заглядывать к ней на воскресный обед.
– Надеюсь, Кэтлин и Майкл в курсе, что с машинами тоже случаются аварии, – съязвила Оливия.
– Да, но в Торки мы едем поездом, – ответила Чарли и рассмеялась. – Потому что люди гибнут на автострадах. Боже, что за глупость! Саймон каждый день колесит на своей машине, но поскольку он на этот раз вне зоны контроля со стороны матери…
– Вообще-то во время крушения поездов люди тоже гибнут, – заметила Оливия.
– Только не говори этого Кэтлин. Иначе нам придется провести медовый месяц в их гостиной.
– Так куда вы собрались?
– В Марбелью. Это меньше трех часов лета. Два часа пятьдесят пять минут, если быть точной.
– Но… – Оливия прищурилась. – Раз уж вы решили обмануть Кэтлин и Майкла, почему бы не слетать на Маврикий, на Карибы?
– Я предлагала Саймону, и знаешь, что он сказал? Попробуй угадать.
– Погоди, только не подсказывай, – пробормотала Оливия, закрыв глаза и сжав в кулачки руки. – Только не подсказывай!
В эти минуты она напоминала себя шестилетнюю. Чарли завидовала ее наивному, почти детскому жизнелюбию.
– Он был бы слишком далеко, если б мать вдруг заболела и ему пришлось в срочном порядке возвращаться домой. Кстати, я бы не удивилась, если б она нарочно притворилась больной.
– Кстати, да, но правда еще безумней: чем меньше времени Саймон проведет в воздухе, тем меньше у него шансов погибнуть в авиакатастрофе и быть пойманным родителями на лжи.
– Что даже еще хуже, чем погибнуть в авиакатастрофе, – хихикнула Оливия.
– Это точно. Даже не сверившись со статистикой и проигнорировав тот факт, что большинство авиакатастроф происходит при посадке или при взлете, Саймон решил, что перелет на короткое расстояние безопаснее перелета на дальнее.
– Ты не могла бы переубедить его? Я имею в виду Марбелью.
– Я нашла в Интернете потрясающую виллу.
Это…
– Но тебе придется лететь в Малагу. Салон будет забит народом с татуировками «любовь» и «ненависть» на пальцах, и всю дорогу они будут распевать свои дурацкие песни. – Оливию передернуло от отвращения. – Уж если лететь куда-то три часа и даже меньше, почему бы не выбрать итальянские озера? Лететь до Милана…
– Разве это лучше?
– Еще как лучше! – воскликнула Оливия. – Никаких татуировок. Зато накрахмаленные льняные скатерти.
«Черт, похоже, я забыла про такую вещь, как жуткий снобизм сестры», – подумала Чарли.
– Я думала, ты не одобряешь ложь, а не место назначения, – сказала она. – Какая-то часть меня готова дать отбой Марбелье и сделать ложь правдой. Я бы с удовольствием провела время в Торки, и мне не хотелось бы, чтобы мой медовый месяц омрачала какая-то глупая конспирация. В идеальном мире я бы хотела высказать всю правду по этому поводу.
