– С меня хватит! – орала я. – Ты весь вечер издеваешься надо мной! Весь вечер нападаешь. Снова, снова и снова! Хочешь, чтобы я возненавидела себя. Дудки! С меня хватит этого дерьма. Доминик меня досыта им накормил. Я все время терпела. Но больше не собираюсь. Не собираюсь терпеть то же самое от какого-то долбаного ублюдка, который еще называет себя моим другом! С меня хватит! Я не намерена выносить твое отвратительное, наглое вмешательство в мою жизнь. Ты обо мне ни хрена не знаешь! Я же не сижу здесь и не разглагольствую, что у тебя не так. Не обвиняю тебя в том, что ты мелочный, лживый ублюдок. – Запас оскорблений истощился, и я просто хватала воздух ртом, ослепнув от слез. – Я-то думала, это будет идеальный вечер! Но ты все испортил. Испортил прекрасный вечер. А ведь я была счастлива! – Я опять исходила на крик, по щекам струились слезы. – Но теперь, благодаря тебе, я снова несчастна. И не намерена оставаться здесь и сносить оскорбления.
– Мне казалось, тебе нравится, когда я тебя оскорбляю, – тихо сказал он.
– Но не по-настоящему! Не так!
– Готов поспорить, с Домиником ты в таком тоне никогда не разговаривала.
– Нет, не разговаривала, а надо было!
– Да, действительно, надо было, – кивнул Джо. – Тогда бы ты не кричала сейчас на меня.
– Я кричу на тебя, – прошептала я, заметив, что бармен в ужасе на нас вытаращился, – потому что ты сам довел меня до такого состояния. Сам виноват.
– Да, – согласился он. – Виноват. Прямо как Доминик.
– Да! – взвизгнула я. – Именно! – Я наклонилась и схватила сумку. – Сегодня я была счастлива! – выкрикнула я, направляясь к выходу. – Впервые за многие месяцы почувствовала себя счастливой. Я была счастлива, потому что встречалась с тобой! Но теперь как рукой сняло! – Я уже подлетела к двери. – Теперь я несчастна! Надеюсь, ты доволен, Джо. Потому что это твоих рук дело! И если я никогда – слышишь? – никогда в жизни тебя больше не увижу, то буду считать, что мне очень повезло!
– Ну и ублюдок! – бесновалась я, с грохотом поднимаясь по лестнице в половине двенадцатого. Эмбер уже легла, но мне было все равно. Из-под двери пробивался свет, и я ввалилась в спальню. Кузина читала в кровати. Гладила Пердиту правой рукой, а левой листала «Ярмарку тщеславия»[81]. – Ублюдок! – повторила я.
– Дорогуша, об этом все уже знают, – подняла на меня глаза Эмбер. – Слава богу, что у вас все кончено. Мы тебе об этом твердим уже несколько месяцев.
– Да нет, не Доминик – Джо! Джо ублюдок. – Меня всю трясло от злости.
– Джо? – Кажется, Эмбер удивилась. – Ты же говорила, что он милый. Он и на вид ничего, надо признать.
– Так вот, он не милый! Он ужасный. Как я только сразу его не раскусила! Опять так ошибиться...
– Что он натворил?
– У нас был идеальный вечер, идеальный. Все шло просто замечательно. Чудесно. По правде говоря, я даже думала, что, наконец, у нас с Джо что-то получится.
– Отличная мысль.
– Нет, не отличная. Джо вел себя отвратительно. Ужасно.
– Что он сделал?
– Я рассказала ему о встрече с Домиником, о том, как поняла, что ни в чем не виновата. А он обвинил меня в том, что я мелочная! Мелочная! Ты только представь! Сказал, что я сама навлекла на себя неприятности.
– Правда?
– Да. Сказал, что я хотела выйти за Доминика по одной причине: он был богат, хорошо одевался и прекрасно выглядел. Вот ублюдок!
– Но это же правда, Минти, – тихо произнесла Эмбер.
– Нет, неправда, – я была ошарашена. – Я хотела выйти за Доминика, потому что думала, он любит меня, выбрал меня среди всех. Мне это очень льстило. Я уже целую вечность ни с кем не встречалась.
– Но, Минти, Доминик плохо с тобой обращался. Все это видели. – Она опустила книгу. – И считали, что с его ужасным поведением ты миришься только потому, что он красавчик и у него хорошая работа.
– Не может быть, – во мне поднялась волна протеста. – Я мирилась с ним, потому что была слишком добра.
– Ну не настолько же, Минти, – поморщилась она, переворачивая страницу.
– Выходит, что настолько. По крайней мере, раньше так было. Но теперь я изменилась.
– Это заметно.
Я присела на краешек кровати и глубоко вздохнула:
– Знаешь, мне просто очень-очень не повезло, что я вообще познакомилась с Домиником.
– Нет такой вещи, как невезение, Минти. Есть правильный и неправильный выбор. Мне всегда казалось, что раз уж ты выбрала Доминика, у тебя имелись на то свои причины. Откровенно говоря, он был настоящим гадом.
– Неправда. Он мог быть милым. Иногда.
– Когда? – поинтересовалась она.
Пердита вытянула лапки, как две черные эластичные резинки, и блаженно перекатилась на спину.
– Он был очень щедр. Постоянно покупал мне что-нибудь. Сама знаешь. Дорогую одежду, ту сумку... и вообще, много всего.
– Минти, он их не тебе покупал. А себе. Чтобы рядом с ним ты выглядела «подобающе». Неужели ты не понимала? – спросила она, почесывая животик Пердиты. – Ты же не дура. Я в этом уверена.
– И мы прекрасно проводили выходные за городом.
– Но никогда не ездили туда, куда хотелось тебе. – Я вздохнула. – Гольф, рыбалка... Представляю, как тебе было весело.
– Он очень любил свою маму.
– И Джек Потрошитель тоже.
– Слушай, я не хочу говорить о Доминике. Все это уже в прошлом. Меня бесит, что Джо врет, дискриминирует меня...
– Ты хочешь сказать: клевещет, – поправила Эмбер. – Дискриминация – это совсем другое.
– Какая разница. Мы так чудесно проводили вечер, играли в настольный футбол. А он взял и все испортил. Из-за этой ссоры прекрасный вечер превратился в кошмар. Он говорил чудовищные вещи, – ярость вновь клокотала во мне. – Но я поставила его на место. Более того, – похвалилась я, – высказала все, что о нем думаю, не стесняясь в выражениях.
– О господи... Так позвони ему завтра и извинись.
– Что?
– Извинись перед ним утром и скажи, что была неправа. Похоже, ты на самом деле была неправа. К тому же и нагрубила.
– Но он тоже мне нагрубил! Он вел себя ужасно. Перевернул все с ног на голову. Выставил меня каким-то монстром.
– Позвони ему завтра.
– Это исключено.
– Ну, тогда послезавтра. Только обязательно извинись. Потому что, скажу честно, мне кажется, он был прав. Спокойной ночи, Минти.
И она выключила свет. Взяла и выключила свет! Оставила меня сидеть в темноте. Я была в бешенстве. И стала придумывать, какую бы гадость ей сказать. Но ничего равноценного в голову не приходило. Только когда я уже взялась за дверную ручку, меня осенило. Я измыслила нестерпимое оскорбление.
