Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
– Ага! – мальчик, шмыгая носом, был предельно лаконичен.
– И как вы это нам объясните? – прокурор начал терять терпение. Он уже понял, что метаморфоза с превращением из обыкновенного малыша в пожилого профессора закончилась, и уже произошел обратный процесс.
Теперь перед ним находился уже обыкновенный маленький мальчик, которому тяжело стоять неподвижно, неинтересно разговаривать с незнакомыми дядьками и вообще скучно.
– Вы меня понимаете, свидетель?
– Ага! – в третий раз повторил мальчонка и дернул за одежду бабушку, призывая ее наклониться к нему поближе. Сама она, словно изваяние, застыла неподвижно с каменным выражением лица. Лишь плотно сжатые губы и горящие глаза указывали на то, что она пристально следит за происходящим.
Елена Дмитриевна наклонилась к внуку и ее лицо на мгновение расслабилось.
– Извините нас, господин прокурор, и вы, ваша честь, но моему внуку надо в туалет, – Елена Дмитриевна смущенно улыбалась.
Объявляется перерыв! – провозгласил судья. – На пятнадцать минут!
– Что вы обо всем этом думаете теперь, Семен Григорьевич? – спросила Катя адвоката, когда они вышли в коридор.
– Теперь я нисколько не сомневаюсь в исходе дела. Ваша матушка, дай ей Бог здоровья, совершила просто чудо, если это так можно назвать в свете произошедшего. Что это было? Реинкарнация? Переселение бессмертной души вашего батюшки в вашего сына? Знаете, я тоже никогда бы раньше не поверил во всю эту белиберду с мистикой и тому подобной чепухой, если бы сам не был этому свидетелем! Я, конечно, читал в популярной литературе о всяких таких случаях – дежавю и прочих необъяснимых явлениях, но, безусловно, не верил в это, как любой здравомыслящий человек. Кстати, а вы не слышали ничего по поводу исследований так называемой души? Нет? Ну, что вы! Были проведены опыты с группой добровольцев во время их сна. Так вот, выяснилось, что когда люди глубоко засыпали, вес их тела уменьшался в среднем на пять граммов! Представляете? И отсюда был сделан вывод, что именно столько весила душа, которая отправлялась путешествовать, пока физическая оболочка находилась в покое! А когда они просыпались, вес снова становился прежним! Каково?! У меня просто нет слов! Но, как бы там ни было, наш маленький герой сумел изменить ситуацию. И я буду не я, если не воспользуюсь этим и не выиграю теперь это дело! А вы обратили внимание, Катерина Викентьевна, как поспешил прокурор к Грошеву, когда объявили перерыв? Сейчас, наверное, колет его на предмет неких тайн в его биографии. А вы случайно не знаете, о чем здесь говорил ваш сын устами Викентия Сергеевича, вечная ему память?
– Понятия не имею! Папа никогда при мне не рассказывал о своих студенческих годах. Я даже думаю, что и мама тоже ничего об этом не знает. Он вообще был на редкость замкнутым человеком… – она немного помолчала. – Знаете, я ведь тоже никак не могу прийти в себя. Я как будто снова увидела отца – настолько Санька в него перевоплотился. Взгляд, интонации, его любимые словечки. У меня даже слезы из глаз брызнули, когда он закончил.
– Я обратил внимание.
– А мама! Как она вообще выдержала?! Я думала, что она упадет в обморок. Она словно окаменела, и только Санька, когда вновь взял ее за руку, будто расколдовал ее.
– Прошу в зал! – вновь раздался громкий голос секретаря.
Начинался заключительный акт судебной эпопеи…
Дверь, отделяющая совещательную комнату от зала заседаний, открылась, и вышел судья. Его непроницаемое лицо, годами натренированное на отсутствие признаков эмоций, выражало только одну суровую сосредоточенность.
– Встать! Суд идет! – прогремел голос секретаря.
Судья сухо кивнул залу и произнес:
– Прошу садиться. Господин прокурор, у вас еще есть вопросы к свидетелям Колмогорову и Осиповой?
– Нет, ваша честь.
– Суд объявляет следствие законченным и переходит к судебным прениям. Прошу высказаться стороне обвинения. Пожалуйста, господин Васильев.
Встал прокурор и, оглядев зал, начал говорить ровным и спокойным голосом. Он был полной противоположностью Ароновичу. Васильев и внешне сильно отличался от адвоката. Это был высокий, поджарый, с военной выправкой человек, знающий себе цену. В своем синем кителе – в тон своим глазам – выгодно подчеркивающем его сдержанную мужественность, он и как мужчина производил весьма благоприятное впечатление на публику.
– …таким образом, факт появления ответчика ночью инкогнито в стенах института не вызывает сомнения. Справедливости ради, вынужден признать, что адвокату удалось в ходе допроса свидетеля Козырева Сергея подвергнуть сомнению сам факт проникновения в кабинет директора, но, даже если Колмогоров и не воспользовался студенческой работой Грошева и Осипова, это никоим образом не доказывает его авторства на изобретение. А это означает, что обвинения, предъявленные ответчику в части его косвенного оговора в отношении истца, остаются без изменения. Что касается свидетельских показаний господ Сергеева и Козыревой, то мне они представляются сомнительными, так как сами эти люди не обладают, на мой взгляд, безупречными личностными качествами. С одной стороны, они рассуждают о высшей справедливости, тогда как с другой – попирают эту самую справедливость ради денег, из чувства страха, а также широкой известности и славы – то, что могло принести им это открытие. На основании вышеизложенного считаю, что вина ответчика доказана в том, что он опорочил доброе имя истца и нанес ему моральный вред, выраженный в косвенном обвинении его в плагиате и присвоении интеллектуальной собственности. Ответчик заслуживает наказания, предусмотренного статьями…
Далее Сева уже ничего не слышал. Слово «наказание» за несовершенное им преступление затмило все, произнесенное прокурором, включая даже слова «условно» и «штраф». Для него это все уже было не важно. Важно то, что прокурор, хотя и снял обвинение в краже со взломом, тем не менее, считал его все равно виновным. Теперь было дело за адвокатом, а потом и за судьей…
Между тем уже начал говорить адвокат, приводя собранные воедино доказательства и показания свидетелей в пользу ответчика. Речь его на сей раз была более сухой и деловитой. Он уже не позволял себе тех вольностей, которыми так изобиловала его речь до этого выступления. Сейчас же это был оратор, трибун. Куда девались его кошачьи повадки и улыбка?! Глаза Ароновича метали гром и молнии. Наконец он коснулся эпизода с передачей фермента Катерине, и голос его зазвучал мягче:
– …и последнее. Как уже было сказано выше, именно сам факт получения госпожой Колмогоровой этого лекарства еще раз подтверждает, на мой взгляд, уже доказанную истину: только семья автора изобретения имеет моральное право на испытание на самих себе ими же созданного препарата. А также еще и то, что Зинаида Козырева и ее руководитель Сергеев пошли на риск и должностные нарушения из чувства справедливости, отдав лекарство, не разрешенное Минздравом, не кому-нибудь, а именно этой семье. Надеюсь, что уважаемый суд примет во внимание также и все то, о чем поведали нам здесь удивительный маленький свидетель и его бабушка. Листочки, которые она принесла, лишний раз доказывают, каким образом и в каких условиях моему подзащитному приходилось работать над созданием своего детища. А удивительный и непостижимый по своей сути диалог двух бывших друзей только подтверждает мое высказывание об истинности авторства Осипова и его помощника Колмогорова. Этот диалог приоткрывает и некую завесу тайн молодости истца, что также отнюдь его не красит, а самое главное, доказывает, кто на самом деле является первооткрывателем фермента. Все эти факты и доказательства, мною изложенные и представленные, говорят исключительно в пользу невиновности моего подзащитного. Человека, который своим трудом и своей жизнью доказал самое главное для себя: он не зря жил и работал, он создал панацею от целого ряда заболеваний, спас от смерти свою жену и дал возможность вылечиться многим тысячам обреченных. Я закончил. Благодарю за внимание.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
