— По бабам, сынок, по бабам!
* * *
«Две двести тридцать» оказалась крутым скальным монолитом в цепи точно таких же, рассыпанных вокруг господствующей высоты — «две четыреста восемьдесят девять». Благодаря крутизне и обилию базальтовых обломков, усеявших склон вершины словно ежовые иглы, солдаты поднялись наверх чуть ли не ползком. Часть нагрузки перераспределилась на руки, и тройка поднялась на скалу почти не запыхавшись.
Близость конечной цели как бы влила в ребят новые силы. Завалившись меж двух глыб, взводный даже позволил себе роскошь — закурить. Рядом, как верная собака в ногах хозяина, упал Лерчик и, прижав к животу непомерно большой для его роста ПК, напряженно пытался восстановить дыхание. Последним вскарабкался Коган.
— Как, взводный, мы курим или нет?
— Давая ему прикурить, лейтенант только сейчас заметил за спиной у Яши ствол пулемета.
— Ты чего, Яшка, совсем долбанулся, что ли?! Ты чё, у Дмитрова ПК забрал?
— А на хрен он ему сейчас нужен?
— Нет, это свихнуться с вами можно! Да мы внизу людей оставили без одного пулемета.
— С него сейчас пулеметчик…
— Да кого колышет, какой он пулеметчик! Сава бы взял, на крайняк! Нет, вы меня доконаете когда-нибудь! Лерчик, твою мать, хорош валяться! Оборону занимай!
— А где занимать-то?
— Где больше нравится. На — покури, пока мы тут разберемся. Яха, пошли.
— Начинало светать. В предрассветных сумерках отчетливо просматривался притихший Файзали, смутные тени, в полукилометре карабкавшиеся на безымянный скальный массив, и горстка солдат, словно тараканы, копошившиеся в трехстах метрах ниже.
— Значит, так, Яха. Кишлак отсюда, как на ладони, «две четыреста восемьдесят девять» тоже. Улавливаешь?
— Угу.
— Молодец! Выходи на связь и доложи ротному, что мы засели на трех сопках над кишлаком. Вон, смотри — Михай со своими поднялся.
— Товарищ лейтенант, сами говорите.
— «Вишня — три» на связи. Мы разделились. Прикрываем остальных. У нас тихо, а у вас?
— У тебя по правую сторону сигналят со скал.
— Это Михай, еще с двумя бойцами.
— Кто с взводом?
— Савенев.
— Когда вы выйдете на «две четыреста с лихером»?
— Сейчас спускаюсь и идем.
— На «две тридцать» оставляешь людей?
— Да. Яху и Лерчика.
— Не мало?
— У них два пулемета. Дмитрик подыхает.
— Слушай, «третий». На твоей, кажется, пусто, но ты не расслабляйся. У нас тут тоже пока тихо, но полчаса назад заметили, что на перевале кто-то кучкуется. И разведка еще не подошла. Если все нормально, они должны сейчас входить в сады. А там — сам понимаешь…. Если у них что начнется, ты со своими в кишлак не пойдешь, не по зубам. Нам тут с одной ротой делать нехрен. По левую сторону от тебя тянется хребет. Если я дам три красные подряд, бери своих за гриву, и бегом по гряде к нам. До седловины мы вас в любом случае прикроем, а там и сами подойдем. Все понял? Аккуратненько там. Все!
— Так, Яшка. Сидите здесь с Лерчиком, пока или я одну красную вам не дам или ротный — три. Понял?
— Все слышал.
— Соображаешь. Лера, сын мой, все распоряжения Когана — мои распоряжения! Уловил?!
— Так точно.
— Слышь, взводный, а Михай?
— Мы поднимемся, и я их сниму к себе. От греха подальше.
— К нам бы отправили.
— Да не колотись ты. Вас и так с двух сторон прикрывают. Вон у ротного три АГСа. Все, сидите тихо. Возьми на всякий случай. — Взводный протянул Якову коробку с промедолом — Там шесть ампул, смотри мне, не потеряй.
— А у вас?
— У меня еще упаковка.
* * *
Уже почти окончательно рассвело, когда в нескольких километрах от кишлака началась яростная перестрелка.
— Ну вот, Лерчик, началось! Разведка, кажется, приехала.
— Они на машинах. Выйдут!
— Угу. Зато мы на велосипедах…. У тебя, сколько лент в запасе?
— Три.
— Давай одну.
— Сейчас! У тебя эсвэдэха своя, а я чем потом буду отмахиваться, прикладом?
— Ничего, толстый, я тебе пару гранат дам.
— В жопу себе их засунь! — Засмеялся Лерчик, протягивая ему пулеметную ленту.
— Я знал, братишка, что ты не подведешь дедушку!
— Ой, гад. Как бы тут из нас бабушек не сделали!
— Еще через двадцать минут показались духи. Выскочили они неожиданно со стороны высоты «две сто девятнадцать» и завязали бой с ротой. Сразу же к ним подключились и из кишлака. Взвод оказался в этой перестрелке сторонним наблюдателем, так как помочь роте не мог из-за дальности, а стрельба по кишлаку — дело малоэффективное, да и БК (боекомплект) явно самим еще был нужен.
— Вскоре бабаи показались и на безымянной.
— Слышь, Яха, а наши вовремя смылись!
— Ты давай сзади смотри, чтоб рам сраку не надрали. С этими я как-нибудь и сам разберусь.
Перестрелка разгоралась с каждой минутой. Как муравьи из нор, мобильные группы правоверных появлялись со всех сторон, обкладывая роту и взвод будто зверей на охоте. Разведка, видимо, безнадежно застряла, так как из садов слышалась беспрерывная канонада пушечных очередей БМП.
Наконец-то врезала артиллерия. Правда, весь кишлак накрыть не удалось. Хребет надежно прикрывал две трети селения, и залпом разнесло только крайние дома, а остальные снаряды легли выше по склону. Артнаводчик, сидевший с ротой, что-то там подкорректировал, и следующие разрывы опустились на вираж хребта — предполагаемый маршрут отхода взвода. Следом, как бы боясь опоздать, взвились три красные сигналки ротного.
С «две четыреста восемьдесят девять» рванула стайка маленьких фигурок и, пригибаясь, помчалась к свежим воронкам.
— Ну что, вперед?
— Куда вперед, Лерчик? Они под нами сейчас пройдут!
— А мы когда?
— Сразу за ними. Ты, чем трепаться, ленту бы новую поставил. Когда побежим, менять некогда будет.
— Смотри — ракета взводного.
— Вот появятся и пойдем.
Когда солдаты взвода поравнялись с «две двести тридцать», Лерчик дал единственную бывшую у него осветительную ракету, и, подхватив тяжелые ПК, друзья рванулись вниз.
* * *
— Твою мать! У вас что, повылазило?!
— Нормально, вас ждали.
— Да уж нормально! Мы тут пять минут сидим!
— Догнали бы, не маленькие!
