Когда испанцы выбежали на берег, Миранда как раз догнала ялик. Брамс попытался ударить ее веслом, но оно оказалось слишком тяжелым для него. Ростовщик уронил его в воду. Ялик качнулся, Брамс взмахнул руками, и лодка перевернулась.
В воду плюхнулся раскаленный докрасна камень, подняв столб брызг и пара. Следом прилетел еще один, а потом началась настоящая бомбардировка. Камни падали в воду, ломали деревья в лесу, разбивались о скалы. Огромная туча, висевшая над вулканом, сдвинулась с места и лениво поползла в противоположную сторону. На шлюпе плюнули на якорь, перерубили цепь, и корабль начал медленно разворачиваться. Ветер дул в сторону вулкана, и паруса только лениво полоскались, вместо того чтобы наполниться им и унести шлюп подальше от беды.
Эспада волоком втащил монаха в пинасу. Диана швырнула следом сумку и перерезала кинжалом веревку, которой лодка была привязана. Справа камень разбился о скалу, и осколки веером разлетелись по воде. Едва пинаса отошла от берега, следующий раскаленный чуть ли не добела гостинец ухнул именно туда, где она была минуту назад. Волна так толкнула лодку в корму, что та черпнула носом воды.
И тут вулкан взорвался. Рев и грохот слились в единый оглушительный гул. Верхняя часть горы просто исчезла. По склону вниз хлынули пылающие потоки, а из тучи дождем продолжали сыпаться камни самых разных размеров. Один такой — настоящая глыба — пробил палубу шлюпа, выломал кусок борта ниже ватерлинии и ушел на морское дно. Корабль накренился. Матросы торопливо выбрасывали за борт пушки и какие-то ящики, пытаясь поднять пробоину над водой. Им это удалось, но при этом они забыли об управлении.
Волны отнесли шлюп на риф. Корабль протестующе заскрежетал, еще больше накренился, развернулся и замер. Еще пара прилетевших глыб, похожих на огромные пылающие головни, моментально превратили его в гигантский костер.
Из вулкана в небо ударил фонтан пламени, разлетелся мириадами искр, и прямо из жерла начала расти огромная пылающая игла. Словно новая скала вырастала из вулкана, как змея выползает из старой кожи. Вот она уже была сотню вар в высоту, две, три… А потом с неба в огненную скалу ударила молния и расщепила ее пополам.
— Язык дьявола, — потрясенно прошептала Диана.
— Вот как? — хмыкнул Эспада. — Тогда давайте убираться отсюда, пока он весь не вылез.
Он попытался налечь на весла, но толку с этого было ровным счетом ничего. Волны швыряли пинасу, как щепку. Только Эспада собирался погрузить весла в воду, как лодка взлетала над волнами, и не было никакой возможности дотянуться хотя бы до поверхности. Поднявшийся шторм быстро превратился в настоящий ураган. Пинасу закружило и понесло по волнам. Один раз дону Себастьяну показалось, что он видит на соседней волне перевернутый ялик, но тот моментально пропал из виду и больше не появлялся. Хлынул дождь. За его плотной завесой исчез пылающий Мон-Пеле. Остались только бушующие волны вокруг и короткие вспышки молний над головой.
* * *
Буря успокоилась лишь на второй день. Эспада к тому моменту потерял счет времени и только после, сопоставив даты, вычислил этот срок. А тогда им было не до того. Они вычерпывали воду из пинасы, пока не падали без сил. Тогда вода снова заполняла лодку, заставляя лежащих на дне людей подняться на колени и снова взять в руки черпаки. Дождь то слабел, то вновь усиливался, но не прекращался ни на минуту.
А потом, тоже в одну минуту, буря умчалась прочь, прихватив с собой ветер, дождь и тучи. Качка прекратилась. В небе ярко засияло солнце. Глядя на него, Эспада осознал две вещи: буря кончилась, и он все еще жив. Последняя мысль наполнила его непередаваемой радостью. Он бы пустился в пляс, если бы смог хотя бы встать на ноги. Сил хватило только на то, чтобы повернуть голову. Диана, откинувшись, полулежала на корме. На ее лице играла счастливая улыбка, еще более ослепительная, чем само солнце. Тонкие пальчики весело барабанили по выставленной коленке. Падре тихонько молился. Обращение к Господу было прервано хвалой в его же адрес:
— Слава Богу, мы спасены.
Эспада неохотно повернул голову вперед. Чуть правее из воды вставал серый скалистый остров. Из-за его западной оконечности медленно и величаво выходил под всеми парусами трехмачтовый корабль. Над грот-мачтой гордо развивался золотисто-пурпурный флаг Испании. Эспада, несмотря на смертельную усталость, нашел в себе силы удивиться. Перед ними был «Сан-Фелипе».
— А мы, признаться, вас уже похоронили!
Так приветствовал дона Себастьяна капитан «Сан-Фелипе» — дон Мигель де Вальдес, — когда тот взобрался на палубу по скинутому трапу. Следом на одном упрямстве самостоятельно втянула себя наверх Диана, а вот доминиканца пришлось поднимать матросам. Пинасу на борт поднимать не стали, привязали канат и потянули на буксире.
Вечером, когда спасенные путешественники немного отдохнули, в кают-компании за ужином только и разговоров было о том, что с ними приключилось. У дона Мигеля, впрочем, особенно длинного повествования не вышло. Поврежденная в бою фок-мачта окончательно сломалась в шторм, шлюпки смыло за борт, да и вообще потрепало «Сан-Фелипе» знатно, а под занавес волны чуть не разбили фрегат о рифы. От кораблекрушения бог миловал, но борт повредили основательно. Пришлось повернуть назад. Не в Старый Свет, конечно, но на восток, в Куману. Там корабль починили, вновь вышли в море и — вот уж точно проделки морского дьявола — тотчас опять попали в шторм. К счастью, дозорный на мачте еще раньше приметил тот самый островок, в скалистой бухточке которого «Сан-Фелипе» и укрылся от непогоды.
Так что рассказывал в основном дон Себастьян. Падре Доминик был задумчив и немногословен, а Диана так и вовсе, сославшись на усталость, быстро выскользнула из-за стола и удалилась в отведенную ей каюту. Офицеры старались не шуметь, но сам ужин за разговорами затянулся до глубокой ночи.
Ранним утром Эспада поднялся на палубу Дон Франциск громовым басом распекал за что-то вахтенного офицера. Слышно было, наверное, даже на континенте. Сути Эспада так и не понял, поскольку вводную часть пропустил, а к финалу дон Франциск перешел исключительно на выражение собственных чувств, прервавшись лишь для того, чтобы пожелать дону Себастьяну доброго утра. Тот ответил тем же, услышал, что оно к чертям собачьим никакое не доброе, и поднялся вверх по трапу.
На полуюте, опершись локтями о перила, стоял падре Доминик. Его задумчивый взгляд блуждал в районе горизонта. Где-то там, на траверзе правого борта, лежал Мейн, но береговой линии видно не было. Позади, за кормой, на ровной водной глади четко вырисовывалась кильватерная струя.
— Доброе утро, падре, — сказал Эспада. — Что там видно?
— К сожалению, я не вижу ничего, — печально отозвался монах.
— Хм… А что вы надеялись увидеть? Если землю, то дон Мигель сказал, что это будет ближе к полудню, и то — если ветер не переменится.
Монах кивнул. Эспада удивленно взглянул на него, но, прежде чем задать новый вопрос, сам увидел на него ответ. То есть — не увидел.
— А где пинаса?
