Император неоднократно пользовался этим залом для медитаций, но сегодня он намеревался совершить нечто необычное — проникнуть в мир духов как можно глубже, чтобы получить совет высших сил по поводу дьявольских пророчеств, оказавшихся в его руках. Если бы не вмешательство самого нечистого, он бы уже давно их уничтожил, однако теперь было ясно, что собственными силами ему не обойтись.
Рудольф вошел в зал ранним утром, за час до рассвета, зажег свечи и тщательно запер за собой дверь. Он был чисто умыт, одет в белые ритуальные одежды, а в его руке находился кусочек освященного мела. Император нарисовал мелом посреди зала квадрат с углами, ориентированными на север, юг, запад и восток, и три вписанных в него концентрических круга, каждый из внутренних — на расстоянии ладони от внешнего. В углах квадрата Рудольф проставил кресты и рядом с ними — небольшие жаровницы для курений. В них он положил немного раскаленных углей и по кусочку ладана. Жаровницы, как и уголь, заблаговременно доставил слуга, причем уголь был приготовлен из оливкового дерева, опять-таки привезенного из Святой земли. Во внутренний из трех кругов он вписал два пересекающихся равносторонних треугольника, так что они образовали шестиугольную звезду. В вершинах ее углов он написал четыре буквы тайного имени Бога: י(йод) ה(хей) ו(вав) ה(хей):יהוה, а также знаки «альфа» и «омега». Именно такую формулу магического круга он избрал сегодня, чтобы как можно тщательнее скрыть от дьявола то, что намеревался совершить.
Закончив приготовления, Рудольф встал в середину круга, взял в руки принесенный с собой кожаный футляр с принадлежностями для писания, обратился на восток, к престолу, и запел псалом «Beati Immaculari In Via». После этого он стал произносить священную формулу одного из заклинаний белой магии: «О Господь Адонай, о Иегова, о вечный небесных сил Иеве-Зебаот, о высший судия Элохим, о всемогущий Эль-Шаддай, о превысший Отец, Творец неба и земли, четырех элементов и всех сторон света, и высших духов, всего живого и неживого, заклинаю Тебя ради Твоих сил и добродетелей освятить все эти принадлежности для писания, ибо изготовлены они и применяются для твоего блага. Я заклинаю Тебя именем истины, жизни, вечности, именем творения, происшедшего по Твоей воле, чтобы ничто не было в моем обладании, кроме непорочности и добродетели. Дай мне силы и знания познать истину, умножь своим покровительством дела благие, открой тайну тайн.
О вы, Духи Света, заклинаю вас тайным именем Того, кто создал мир; кто сказал, и свершилось; кто возжелал, и стало так, явиться здесь, перед этим кругом, дабы дать мне, созданному по Его воле, образу и подобию, совет и помощь; придите, придите, придите!»
Повторив заклинание трижды и воскурив ладан, Рудольф опустился на колени в середине круга, достал обсидиановое зеркало, доставшееся ему от Ди и Келли, повернул его так, чтобы в нем отражался восток, и стал призывать ангелов.
Но у него ничего не получалось. Зеркало было темно и безмолвно. Тогда Рудольф достал из внутреннего кармана небольшой флакон. В нем был особый эликсир, состав которого подобрал Эдвард Келли. Именно с помощью этого эликсира тот вызывал ангела Уриэля и, как утверждали знающие люди, преуспел в этом. К сожалению, Келли ушел в мир иной, так и не раскрыв секрета магического напитка. Несколько капель в этом флаконе — все, что от него осталось. Немного, но и немало. Рудольф откупорил флакон, выпил оставшуюся на дне жидкость и закрыл глаза. Прошла минута. Келли был гений — эликсир сработал. Рудольф ощутил, как его тело постепенно стало невесомым, оно как бы растворилось в окружающем пространстве, освободив от материальных оков сознание и саму душу… Перед его мысленным взором, словно в калейдоскопе, стали мелькать видения. Он открыл глаза и вновь обратил свой взгляд на зеркало.
Сначала он заметил, как в его черной глубине появился маленький мерцающий огонек, который прямо на глазах рос и приближался, будто издалека, пока не занял большую часть поверхности зеркала. Он напоминал живой сгусток света, окутанного туманным облаком, в котором то и дело проскакивали искорки. Но еще важнее было ощущение мощной невидимой энергии, которая разливалась повсюду вокруг него. Рудольфу показалось, что даже воздух в зале стал более плотным. Наконец, в какой-то момент он всем естеством почувствовал присутствие Духа.
«Ты звал меня, и я пришел», — сказал неслышимый голос.
«Приветствую тебя, прошу помощи и совета», — так же мысленно отвечал Рудольф.
«Все знаю, — отвечал голос, — и вот тебе мое слово. Пророчества нечистого должны быть стерты, ибо лживы они, как сам он есть лжец и обманщик перед лицом Господа нашего. Ибо сказано: когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи».
«Будет исполнено», — смиренно отвечал Рудольф. Это вне окружающих зал стен он был императором и королем, а здесь — лишь скромным путником, алчущим живительной влаги Божьего слова и ангельского благословения.
«Одно лишь Даниила пророчество истинно, и изречено, и ему исполненному быть должно… — Голос, звучавший медленно, нараспев, отдавался в засыпающем сознании Рудольфа гулким эхом. — И будут смуты, войны, мор, лишь верные спасутся. Двенадцать душ святых стоят на рубеже двенадцатого года… О том и весть моя, умеющий ее услышать да услышит…»
Голос говорил еще что-то, но Рудольф его уже не слышал. Сознание вернулось к нему лишь через несколько часов. Придя в себя, он поспешил в библиотеку. Теперь король знал, что ему нужно делать.
Киев, 2011 год
Сергей Михайлович Трубецкой был коренным киевлянином. И ему, как всем уроженцам этого прекрасного города, было хорошо известно хмурое серое здание на Владимирской, 33. Прожив полжизни во времена СССР, он всегда с опаской обходил этот дом стороной, хотя после объявления независимости бывший КГБ уже не нес такой угрозы гражданам собственной страны, как прежде.
И все-таки его сердце неприятно защемило, когда в университете в перерыве между парами к нему подошел невозмутимого вида молодой человек и, удостоверившись, что перед ним действительно Трубецкой, попросил прийти на Владимирскую, 33 в определенные день и время. Он не объяснил причину приглашения, сославшись на то, что подобные вопросы находятся вне его компетенции. Сергей Михайлович раздумывал недолго. «В конце концов, моя совесть абсолютно чиста и потому бояться нечего. А чему быть, того все равно не миновать», — решил он и в указанный день отправился в СБУ.
От органов он ожидал чего угодно. Это могли быть скользкие вопросы о его контактах с иностранцами или невинная просьба об экспертизе каких-нибудь старинных документов, попавших по той или иной причине в поле зрения чекистов. Но каково же было удивление Трубецкого, когда он узнал, что причиной его появления на Владимирской был… предполагаемый конец света.
В бюро пропусков ему не только выдали необходимые документы, но и выделили сопровождающего, который проводил профессора Трубецкого в незатейливо обставленную комнату на первом этаже основного здания. Через минуту в комнату вошли двое: уже знакомый Сергею Михайловичу капитан Мирошниченко из милиции и невысокого роста худощавый мужчина лет пятидесяти, с приятным лицом и темными живыми глазами.
