Интересно, мои владения в городе еще целы?
— Я иду с вами, — повторил Фиш.
За пояс у него был заткнут меч, который я попросил у одного из офицеров одолшить ему перед боем.
— Нет, — покачал я головой, — ты еще ребенок.
— Я уже мужчина, — решительно ответил он.
Я усмехнулся.
— А зачем, собственно, тебе идти со мной?
— Мне это необходимо.
— Эта девочка, Вина, так много для тебя значит?
Он невольно вспыхнул и смущенно опустил голову.
— Вообще-то она всего лишь простая рабыня, — ковыряя носком сандалии палубу, заметил он.
— Вот именно, — поддакнул я.
— И ведь настоящему мужчине не подобает проявлять серьезное беспокойство о какой-то там рабыне, — с некоторым вызовом продолжал он.
— Ты абсолютно прав, — подтвердил я.
— Вот поэтому я иду не из-за нее, — раздраженно бросил он, — а сопровождаю вас.
— Да почему тебе необходимо меня сопровождать? — не выдержал я.
— Потому что вы мой капитан, — недоуменно ответил он.
— Оставайся здесь, — со всей возможной мягкостью сказал я.
Он выхватил меч, который я ему дал.
— Испытайте меня! — потребовал он.
— Спрячь его, — отмахнулся я. — Это не игрушка.
— Защищайтесь! — крикнул он, делая выпад в мою сторону.
Клинок мой мгновенно вылетел из ножен, и я парировал его удар. Двигался он гораздо проворнее, чем я мог ожидать.
Вокруг тотчас собрались люди.
— Все в порядке, — успокоил их один из зрителей. — Они просто меряются силой.
Я провел серию атак. Юноша отбил их. Это произвело на меня впечатление. Я-то надеялся коснуться его мечом.
Мы двигались по покрытой тонкой коркой льда палубе, обмениваясь ударами. Через минуту-другую я вложил меч в ножны.
— За это время я уже четыре раза мог тебя убить, — сказал я.
Он удрученно уронил меч; в глазах его сквозило отчаяние.
— Но усвоил ты уроки хорошо, — продолжал я. — Мне приходилось драться с воинами, гораздо менее искусными, чем ты.
Он не смог сдержать улыбки.
Некоторые из матросов ударили правым кулаком по левому плечу.
Они с теплотой относились к юноше Фишу. Иначе как бы ему удалось заполучить место в баркасе, когда я плыл по каналам Порт-Кара к зданию Совета капитанов, или оказаться на борту «Дорны»? А сидеть на веслах в шлюпке, доставившей меня в ходе сражения к круглому кораблю? Нет, они определенно испытывали к нему теплые чувства. Мне он тоже был небезразличен. Я видел в нем, этом мальчишке с рабским клеймом, в ошейнике и одеянии кухонного раба, молодого убара.
— Тебе нельзя идти со мной, — сказал я. — Ты еще слишком молод, чтобы умереть.
— А в каком возрасте мужчина становится готовым принять смерть? — спросил он.
— Знаешь, чтобы идти туда, куда иду я, и делать то, что придется делать мне, нужно быть последним глупцом, — признался я.
Он криво усмехнулся. Я увидел у него на глазах слезы.
— Да, капитан, — согласился он. — Но ведь каждый человек, если пожелает, может позволить себе вести себя как дурак, — резонно заметил он. — Разве не так?
— Ну, если у него есть страстное желание почувствовать себя последним дураком… — развел я руками.
— Кстати, капитан, ваша птица уже отдохнула, и мы можем отправляться в путь.
— Принесите этому молодому глупцу шерстяной плащ, — обратился я к одному из матросов, — и ремень с ножнами.
— Слушаюсь, капитан! — с готовностью откликнулся тот.
— Ты уверен, что сможешь выдержать несколько часов полета, держась только за веревку с завязанными на ней узлами? — спросил я.
— Уверен, капитан, — ответил юноша,
Через какое-то мгновение тарн уже уносил нас прочь от качающейся на волнах «Дорны», мощными взмахами крыльев бросаясь навстречу ветру. Продев ноги в веревочную петлю, вцепившись ладонями в узлы, сделанные на зеревке, чтобы не скользили руки, юноша летел под самым моим седлом. «Дорна» внизу, быстро уменьшающаяся в размерах, отчаянно боролась с волнами, а вслед за ней тянулись оставшиеся на плаву круглые и боевые корабли, спешащие укрыться от приближающегося шторма.
Кораблей Тироса и Коса уже не было видно.
Теренс из Трена, наемный командир наездников на тарнах, отказался возвращаться в Порт Кар прежде, чем туда вернется флотилия. Пределы города могут быть сейчас наводнены и другими тарнеменами, выступающими на стороне неприятеля: убарами и Клаудиусом, регентом Генриса Севариуса.
— Люди из Трева храбры, — говорил он, — но не сошли с ума.
Порывы ветра нещадно трепали птицу, но она настойчиво летела вперед. Я не знал, насколько силен шторм, но надеялся, что его эпицентр находится хотя бы в нескольких пасангах в стороне. Из-за ветра птица не могла лететь прямо к Порт-Кару, нам приходилось лавировать, и мы очень скоро потеряли из виду продирающуюся сквозь бушующие волны флотилию. Время от времени птица, покрытая коркой льда, не выдерживала нагрузки и с пугающей стремительностью теряла высоту, но, отыскав подходящую струю ветра, снова и снова поднималась вверх и продолжала упорно работать крыльями.
Мальчишка Фиш, в насквозь промокшей и обледеневшей одежде, с волосами и лицом, тоже покрывшимися коркой льда, болтался на веревке под брюхом тарна.
Один раз ослабевшая птица опустилась настолько низко, что веревка, за которую держался юноша, и его ноги прочертили пенящуюся дорожку по угрюмо вздымающимся серым волнам, и все же птице, послушной моим командам и натянутым поводьям, удалось, хотя и с большим трудом, подняться на несколько ярдов над водой.
Так мы и летели, обдаваемые срывающимися с гребней волн солеными брызгами, к которым примешивался сыплющийся сверху мокрый снег.
Постепенно снег сменился дождем, сначала крупным, проливным, потом более мелким, моросящим, затем прекратился и дождь, и в лицо бил один лишь пронизывающий ветер, а еще немного погодя серая поверхность Тассы внезапно заиграла в скупых лучах осеннего солнца.
Птица вышла из полосы шторма.
Вдали показались мелкие островки, а затем и скалистое побережье, заросшее кустарником и деревьями ка-ла-на.
Я постепенно отпустил поводья, и птица, осторожно сбрасывая скорость и высоту, сделала над землей широкий низкий круг, давая Фишу возможность спрыгнуть на землю, а затем опустилась сама. Я выбрался из седла и, когда птица стряхнула с себя воду, набросил на нее свой адмиральский плащ. Мы с юношей развели костер. Теперь можно было высушить одежду и обогреться.
