Зазвучал голос бога:
— Вот дары, что я принес тебе:
смерть за жизнь, жизнь за смерть.
Я склонился пред тобой,
ради тебя страдал глубоко.
Эли услышала собственный голос:
— Разве ты не слышишь, как он воет, желая твоей крови? Волк рвется из пут, которыми ты связал его.
Каждая жилка, каждая мышца на бледном, израненном теле мертвого бога была не чем иным, как чертой руны; татуировки, покрывавшие его торс, руки и лицо, тоже были рунами. Сам бог был рунами. Он обещал умереть за нее — это и была судьба, написанная в водах, струившихся между ее пальцами, — однако же он убивал ее во всех ее многочисленных воплощениях. Она видела себя такой, какой была когда-то: шаман в звериной маске, глядящий на холодное море; оборотень в волчьей шкуре; и много-много других воплощений, мужчин и женщин, на протяжении множества жизней, когда она пыталась привести бога к обещанной ему судьбой смерти. Он ранил ее, обманул, вырвал ей сердце, оставив в этой воде в образе мертвой девочки, — Один, извечный убийца.
— Ты обманом переиграл меня, господин. За это ты заплатишь то, что должен.
Бог заговорил:
— И взял я веревку, веревку по имени Тонкая,
и привязал я волка к скале по имени Крик.
Скала людей, плоть моя теперь человечья,
чтоб он терзал, а я умирал, норн ублажая,
дев, что сплетают судьбы людей и богов.
Эли ответила:
— Твоя судьба в том, чтобы умереть. Посмотри, какую нить я спряла.
— Если я погибну в среднем мире, ты обязана сдержать клятву.
— Ты не погибнешь, — пообещала Скульд. — Я заточила руны в этом озере. Они не смогут войти ни в чью плоть.
— Шестнадцать я вытащил из воды и забросил к звездам, чтобы они вселились в людей.
— Восемь я сохранила здесь, а шестнадцать вернутся.
— Я вытащу их из воды.
— Ты разливаешь себя по треснутым сосудам. Я заманю их сюда на смерть. И буду держать здесь, пока волк не освободится, чтобы уничтожить тебя. Такая судьба тебе начертана еще при рождении мира.
— Я повелитель магии. Ты, судьба — все вы подчиняетесь моей воле, — сказал бог.
— Тогда оставайся, давай сразимся, только ты и я.
— Что ж, неплохое времяпрепровождение. Я позову своих слуг.
— А я позову своих.
— Люди будут петь о том, как Один сел и стал тягаться умом с норной.
— Они уже пели об этом, исход известен.
У источника мудрости Один присел,
но волк уж крадется...
— Одна ты со мной не можешь тягаться. Я приму смерть здесь. И выполню свою часть уговора.
— Я не одна. Мои сестры придут.
Девочка увидела, как на лице мертвого бога отразился страх.
Она не вынимала рук из волшебного источника, меняя и направляя движение струй, сплетая воду и судьбы людей и богов. Бог старался отвлечь ее от работы. В пещере стало холодно, и ей показалось, будто она вошла в затянутое туманом болото, по которому бродят призраки. Она была погребена под толщей песка, и вокруг нее повсюду торчали кости мертвецов. Она летела над полем битвы, слыша крики мертвых, видя их искаженные болью лица, зная, что может спасти их от судьбы, стоит ей повернуть нити, зажатые в пальцах.
— Я рок и судьба, — сказала она.
— Я повелитель павших на поле боя. Князь мертвецов.
— Мертвецов создаю я. Через мои руки проходят нити жизни и смерти.
— Тебе не превзойти меня.
Она потянула за нити, принадлежавшие судьбе ее брата, потянула за нити, влекущие к озеру всех, в ком жили руны. Мертвый бог старался помешать ей. Он наслал видение, заставив ее забыть о пряже, наслал призраков с дикими глазами, которые старались вырвать нити из ее рук. И все время он глядел прямо перед собой, его взгляд был устремлен в пустоту, он ворчал и сопел, высматривая воющую руну, ту самую, которая призывает волка, помогает ему принять смерть в мире людей. И так они сидели долго, бог, стремящийся к самоубийству, и девочка, стремящаяся привести его к смерти, и долго боролись они, но понять это в силах лишь безумцы и чародеи.
Глава сорок седьмая
Брат и сестра
Он ощутил ее присутствие буквально в тот миг, когда шагнул в пещеры. Начальник священных покоев знал, что она ждет в этих тоннелях, ждет его. За звуком шагов слуг, несших Стилиану, он различал еще одно движение, быстрые дробные шажки как будто ребенка.
Когда он взмахнул рукой, требуя, чтобы слуги остановились, шаги затихли и в пещерах осталась только напряженная тишина.
Карас легко вспомнил дорогу. Он не мог забыть ее, потому что часто ходил по ней в сновидениях. Хотя тоннели разветвлялись, хотя возникало множество боковых коридоров, он знал, который из них выбрать. Тот, которым он ходил прежде. Остальные уходили вдаль, словно упущенные возможности: то, что он мог бы совершить, другие дороги к другим жизням, где он не стал бы убийцей, не стал бы сосудом для магии, надбитым и треснутым.
Руны возбужденно шептались и вздыхали, пока он спускался в недра земли, серебрились, словно яркие рыбки в темной воде.
«Карас?»
Он услышал ее голос в своем сознании.
«Карас».
Начальник священных покоев перекрестился — скорее по привычке, чем из набожности.
Он любил Стилиану, как любил и старшую сестру, как любил мать. Источник подарил ему так много за одну жертву, он подарит ему столько же и за вторую. Карас всегда оберегал Стилиану, использовал свою магию, чтобы она оказалась на самом верху общества, старался любить ее, как бы она ни отталкивала его. Потому что благодаря этой заботе и любви она становилась достойной жертвой. Источник требовал подарков, которые не легко отдать. Его глаза увлажнились, пока он смотрел на сестру, руны доводили его до исступления безумным звоном, они стремились уйти от него, рвались в темноту, словно их тянули на невидимых нитях.
Он посмотрел на сестру. Она до сих пор была без сознания. Почему? Это его тревожило. Может, это как-то связано с эпидемией смертей, поразившей город? Его шпионы доложили, что она была на маяке. Что там произошло? Он все узнает из вод источника. Он принесет дар и получит дар взамен. А потом он покинет город со всеми его невзгодами и вернется к прежней жизни. Он надеялся, что еще не утратил способности горевать. Он не оплакивал ни мать, ни Эли, пока его связь с рунами не начала слабеть. Однако способность скорбеть заложена в человеческой природе, это связь с обыденным миром и здравым смыслом, в котором магия это инструмент, а не... Не что? Он не мог выразить это словами. Боль под веками, неспособность мыслить и рассуждать здраво, нечто такое, что превращает тени в призраки, которые тянутся к тебе, чтобы в полночь выдернуть из постели, сожрать и превратить в частицу тьмы.
