Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
— Веркина, а какого черта ты-то в это полезешь? Он тебе не друг, не родственник. Вообще никто.
Маринка стрельнула своими синими глазами так, что обожгла.
— Между прочим, он тоже мой пациент. Потом, в нем моих лекарств, по крайней мере, на триста долларов. Согласись, обидно, если его возьмут и послезавтра в расход пустят. Кроме того, ты два часа про него рассказывал, и теперь он мне вроде как не чужой. А если серьезно, то хорошо сидеть на кухне, пить водку, читать выдержки из «Континента» и жарко спорить о добре и справедливости. Это увлекательно, приятно и, главное, безопасно. Теперь пошли скорее в столовую, а то я жрать хочу — глаза не видят. Война, Моторов, войной, а обед по расписанию. Кстати, я тебе там свой план расскажу во всех деталях. А ты должен слушать и запоминать.
Хорошо, сейчас кругом продается этот кофе Nescafe. Здоровая банка, стоит не такие уж бешеные деньги и на вкус очень даже ничего. Не то что мы раньше пили, бурду шестирублевую. Я в себя уже четвертую кружку заливаю. Сна ни в одном глазу, сижу на кухне, приволок магнитофон, надел наушники, сижу, курю, слушаю «Свободу». Это радио теперь на УКВ стало работать, слышно так, будто диктор рядом сидит, на соседней табуретке. А то раньше, как завоют глушилки, пойди догадайся по отдельным словам, что сказать хотят.
Как же они всегда боялись правды! И в борьбе с ней за ценой не стояли. Глушилки, гигантские отделы цензуры, дивизии тайной полиции, запреты на фильмы, запреты на книги, запреты на упоминание имен. Столько же сил они тратили, чтобы помешать нам читать книжки и слушать радио, а конец всей этой бражке пришел в общем-то совсем от другого.
Завтра у меня очень непростой день. Вернее, не завтра, а уже давно сегодня. Нужно немного поспать, хотя бы два часа. Да хотя бы полтора.
* * *
Снятие швов для людей неискушенных имеет сакральный смысл. Почему-то большинство пациентов склонны считать эту рутинную процедуру самым важным этапом в послеоперационном периоде. Не успевают продрать глаза после наркоза, как первым делом спрашивают: «А когда мне снимут швы, доктор?» Точно так же как почти все беременные на ультразвуковом обследовании интересуются: «Скажите, доктор, девочка или мальчик?»
Нет чтоб поинтересоваться, все ли в порядке, есть ли ручки, ножки, не ли каких пороков развития, твердят одно и то же как зомбированные. Такое своеобразное коллективное слабоумие. Вот и со швами такая же история. Почти никто не выясняет, а что у меня за ситуация, что оттяпали, что пришили, сколько мне вообще осталось, а заботят всех лишь кожные швы. Нам бы их проблемы, как говорится.
Сегодня я снимаю швы у Лени. Ровно семь суток прошло после операции. Рана чистенькая, аккуратная, затягивается, как надо. Положил его на бок, в руках ножницы с пинцетом, швы срезаю — чик, чик!
Обработал, теперь эфиром помою, чтобы недельные следы клеола смыть. Так, теперь салфеточек положим и марлю наклеим. Красота!
— Через часок вернусь, будем ходить учиться! — пообещал я Лёне и отправился на утреннюю конференцию. — Давай пока на кровати посиди, ноги свесь, не лентяйничай!
Тот посмотрел на меня с удивлением, видимо, не понимал, к чему весь мой энтузиазм, если завтра его отсюда выдернут и перспектива обещает быть весьма унылой.
Сегодня Елисея Борисовича потянуло на воспоминания. После обсуждения больничных дел начал рассказывать, как он на старших курсах поехал на практику в какую-то богом забытую больничку. Однажды поздним вечером его на улице ограбил какой-то урка, угрожая ножом. Снял с него часы, единственное богатство студента-медика. Буквально на следующий день этот бандит попал к Елисею Борисовичу на прием с панарицием. Они оба узнали друг друга, но ни тот ни другой не подали вида. На следующий день урка дождался молодого доктора у больницы и предложил на выбор с десяток часов. Елисей Борисович нашел среди них свои и был необычайно тронут благородством этого провинциального Робин Гуда.
Потом мы немного поговорили про такой важнейший для предстательной железы микроэлемент, как цинк, затем доцент Матушкин напомнил, что в следующий вторник будет очередное заседание общества урологов. И все пошли курить.
— С каждым часом я чувствую себя все хуже, и ни от кого не могу добиться помощи, в том числе и от вас! Между прочим, мне настоятельно советовали лечь именно в это отделение, но теперь я понимаю, какую совершила ошибку!
Опять эта актриса. Караулит меня у двери в палату. Сегодняшние анализы еще лучше предыдущих, никаких признаков уремии, да и вообще всем бы такие. Но как настоящий гуманист, каким и должен быть доктор Швейцер, я вежливо прошу ее пройти в палату, где собираюсь сделать обход.
Всем видом показывает, как она оскорблена такой моей черствостью, но в палату все-таки заходит. Нет, пора выписывать.
У меня в палате сегодня шестеро. Два места пустуют. Не спеша поговорил с каждой, рассказал про их болезни, лечение, какие им предстоят процедуры. Задержался около бабушки у окна, которая поступила на прошлой неделе с гематурией, а сегодня мне ясно, что там опухоль почки, причем злокачественная и, похоже, уже неоперабельная.
— Ну как там Луис Альберто? Чем занимается?
Все сейчас помешались на этих сериалах, «Санта-Барбара» и «Богатые тоже плачут». Луис Альберто как раз из тех, которые плачут.
— Ой, доктор, в прошлой серии там такое выяснилось!
И давай рассказывать.
Кстати, когда у меня в институте была психиатрия, шел другой мексиканский сериал, «Рабыня Изаура». Так в клинике Корсакова около десятка больных считали себя Изаурой и Леонсио. Значит, теперь по всей стране наверняка сотни, если не тысячи Луисов Альберто и Марианн. Сумасшествие, оно тоже в ногу со временем идет.
Под историю о диких мексиканских страстях незаметно ввернул фразочку:
— Да, чуть не забыл, я вам одно лекарство хочу назначить, только в больнице его сейчас нет, попросите вашу дочь на неделе ко мне подойти, я ей название скажу.
— Обязательно, доктор, сегодня же позвоню!
Нужно дочь в курс дела ввести. Она мне вполне разумной показалась.
Рядом лежит пожилая, невероятно болтливая женщина, здесь на обследовании, блатная. Слова вылетают, как из скорострельного авиационного пулемета. Причем сообщения не отличаются разнообразием. Всю дорогу тараторит о своих детях, как они и сами хорошо живут, и ее не забывают.
— Ой, доктор, тут дети мои баночку икры черной достали, где-то на полкило. Знаете, такая икра, самая лучшая, белужья. Объеденье! Мне же можно ее, правда? А еще зять на выходные в Голландию слетал, привез фрукт такой, киви называется, говорят, полезный, вы его не пробовали? Зря, очень приятный и, главное, необычный! Дочка вчера приходила, колбасой угощала. Итальянская салями, невероятная вкуснятина, с финской просто не сравнить! А еще отличный сыр принесла — пармезан. Очень дорогой, очень. Он в Италии самый знаменитый. Мои дети там в сентябре отдыхали и снова собираются. А вы были в Италии, доктор? Напрасно! Обязательно поезжайте. Я вот что хотела спросить. Мне племянница хочет осетринки передать, им, знаете ли, осетринку из Астрахани целыми балыками привозят — пальчики оближешь! Мне ведь осетринку можно?
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
