твою. Это все, чего я хочу. Контроль. Возможность самому делать выбор, самостоятельно добиваться того, чего хочу. А не того, чего постоянно хочет мой отец. Чего хочет команда, чего хотят преподаватели. Всего этого.
Моя жизнь всегда строится на том, чего хотят другие. Возможно, именно поэтому я не отношусь снисходительно к своей тихоне… Она — единственное, что, как мне кажется, я могу контролировать в собственной жизни. Это, конечно, дерьмово, но мне все равно.
Должно быть, именно поэтому я до сих пор чувствую ее вкус и думаю только о том, чтобы снова обладать ею. Она заставляет меня чувствовать себя хозяином положения на то короткое время, которое провожу с ней. Но теперь все изменилось. Как бы я ни утверждал, что она моя, она права. Я хочу, чтобы она брыкалась, плевалась, ругалась. Хочу, чтобы она сопротивлялась, потому что это делает контроль над ней еще слаще.
Я взбегаю по ступенькам Милл и касаюсь деревянной двери. Дом. По крайней мере, мой отец живет не здесь. Здесь я обретаю покой. Если только мои друзья не ведут себя как придурки.
Когда открываю дверь, Себастьян расхаживает взад-вперед по прихожей, при каждом шаге отбрасывая ногой футбольный мяч.
На нем рубашка на пуговицах и широкие брюки, как будто он только что вернулся с чертова собеседования на работу. Я резко останавливаюсь и тихо закрываю дверь, чтобы не прерывать разговор. Он выпаливает что-то по-французски, и я улавливаю несколько ругательств в следующей гневной фразе.
Он разворачивается, чтобы еще раз пересечь прихожую, и поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом. Еще одно ругательство, и он прерывает звонок, сжимая телефон в руке.
— На что ты уставился? — спрашивает он, глядя мне прямо в глаза. На его лице, в стиснутых челюстях, в напряженной шеи — неподдельная ярость.
— Не знаю. На что я уставился? — расставляю ноги и скрещиваю руки на груди. Я так близко к краю. Бел выгнала меня, сказав, что все кончено, настроив меня на драку, и, похоже, Себастьяну тоже нужно снять напряжение.
Мы пристально смотрим друг другу в глаза, не желая мириться с дерьмом друг друга.
Он продвигается вперед, пока между нами не остается всего фут.
— Чем ты занимаешься, чувак? Ты и эта гребаная девчонка?
Я напрягаюсь, затем возвращаю нейтральное выражение лица.
— Какая гребаная девчонка?
Он открывает рот, и я сокращаю дистанцию, прижимаясь к нему грудью.
— Не смей произносить ее имя.
— Ты собираешься выбрать какую-то фанатку вместо нас? Своих друзьей, своей команды?
Он стоит так близко, что чувствую запах виски в его дыхании.
— Мне не нужно делать выбор. В этом нет необходимости, так в чем, черт возьми, проблема? С кем ты говорил по телефону и почему считаешь нужным обсуждать ее со мной хотя бы раз в неделю? На данный момент она мой репетитор, и на этом, черт возьми, все. Вообще-то, нет, беру свои слова обратно. Я уже покончил с ней. Вы с моим отцом добились своего. Она для меня никто, действительно, никто.
— Да неужели? Так вот почему от тебя сейчас воняет потом и сексом?
— Вытащи свою голову из моей задницы, и тебе не придется об этом беспокоиться, а?
На лестнице раздаются мягкие шаги, а затем наступает тишина.
Я заглядываю Себастьяну за плечо и вижу застывшего Ли, вцепившегося руками в перила.
— Э-э… что происходит, ребята?
Я показываю на них пальцем и отступаю назад, чтобы держать их в поле зрения.
— Ты тоже хочешь высказаться? Единственный человек, который не изводит меня по поводу Бел, это чертов Ариес. Может быть, он единственный, кто понимает, что к чему!
Они обмениваются взглядами. Ли говорит:
— Мы всего лишь хотим защитить тебя, чувак.
— От чего? Если вы объясните мне, может, мы сможем прекратить эти песни и пляски?
Еще один обмен взглядами, и с меня хватит. Я отталкиваю Себастьяна.
— Ты говоришь, что хочешь защитить меня? Храня секреты, ты ни хрена не защитишь. Кроме того, говоришь, что я выбираю ее, а не вас, но при этом не рассказываешь мне правды. Вы оба можете пойти на хрен.
Себастьян, похоже, готов наброситься на меня, и я не отвожу от него взгляд. Ли делает еще несколько шагов, чтобы оказаться рядом с Себастьяном.
— Все не так, чувак. Да ладно. Успокойся.
Я делаю глубокий вдох, потому что он прав. Не в том, что касается дурацких секретов, а в том, что мне нужно успокоиться. Еще минута, и я стукну их головы друг о друга, и, возможно, позже пожалею об этом.
Ли оттаскивает Себастьяна назад, и мы все, кажется, немного успокаиваемся. Все затаили дыхание, оценивая ситуацию.
Ли берет инициативу на себя.
— Ты пойдешь на эту дурацкую вечеринку к своему отцу?
Кажется, в вопросе кроется нечто большее, чем то, о чем он спрашивает прямо. Но не могу точно определить, чего именно он от меня хочет.
— Да, мне приказали присутствовать. Отец сказал, что вы двое и ваши семьи тоже будете там. Почему?
— Наши отцы — клиенты твоего отца. Нам сказали, что это семейное дело, и мы должны прийти. Как и ты.
Что-то мне подсказывает, что их не будут представлять для того, чтобы способствовать карьере их отцов.
Эта мысль снова выводит меня из себя.
— Слушайте. Я устал. Пойду вздремну.
Себастьян останавливает меня, положив руку на мою грудь, и я замираю.
— Убери от меня свою руку, или я оторву ее к чертовой матери.
Он опускает ее.
— Просто делай то, что говорит твой отец. Тебя неоднократно замечали с этой девушкой. Люди считают ее неподходящей. Не хочу, чтобы ты или или она пострадали.
Я встречаюсь с ним глазами, позволяя ему увидеть в них твердость и огонь.
— Ты угрожаешь ей?
— Ради всего святого, нет. Как я уже сказала, просто не хочу, чтобы тебе было больно.
Наступает еще один напряженный момент, когда мы все
