Река весной разливалась так, что пройти можно было только по ней, и только из поселка. Назад можно было вернуться на ренее, чем через месяц. Это били два — три месяца полной изоляции, но в то же время мы были в это время в полной безопасности. Мы строили большие лодки, что шли в одну сторону — мимо деревень к Среднему морю. Так мы продавали железо. Обратно на новых, купленных в Сорисе и деревнях, лошадях и телегах, мы привозили в поселок все необходимое.
Внизу, перед входом в ущелье был самый большой форпост. Его разместили так, чтобы с него было видно такой же, но на плато. И с точки на плато было видно нижний. Конечно, не сам форпост, но сигнальный дым. Сверху долина внизу просматривалась так далеко, что захватывало дух. При проверке оказалось, что сверху видно дым от костра, что разожгли путники через сутки дороги от плато.
Руду добывали теперь более серьезно — для горнов использовали силу воды, и мы вместе с Драсом ездили к месту, где трудились горняки. Мы придумывали новые и новые способы, опробовали. Иногда нам приходилось жить там неделями. Горнякам полагался дом, но многие хотели жить здесь же — у реки. Так возникла вторая — нижняя часть поселка, которая находилась в одном дне дороги.
Теперь у нас было в достатке чугуна и железа. У нас была своя посуда и оружие, которое по разъяснениям южан и Драса ковали кузнецы. Пилы были еще плохи, но все равно, пользовались успехом, когда нужны были доски. Инструмент для обработки земли стал другим — я на пальцах объясняла, что такое плуг. Раньше у них были только бороны, но новые земли требовали серьезного подхода, а людей мне было жаль.
Бумагу начали делать в серьезных масштабах, и я часто пробовала новые смеси для ее изготовления. В день делали не менее сотни листов — для нашего первобытного строя — вполне значимая цифра. Стали добавлять в бумагу растения с острым вкусом и она перестала интересовать насекомых. Чесночную травку начали сажать целыми огородами. Я слышала, что чернила делались из жженых виноградных косточек — сажа от них самая черная. Я жгла все, что видела — кору всех деревьев, косточки от ягод вроде вишни, только мельче и кислее — их мы собирали и сушили на зимние компоты. Хорошей заменой стала смесь сажи от коры дерева с вишневыми ягодами и от вишневых косточек. Я смешивала ее с водой как можно гуще. Она текла, прописывалась не равномерно, но это были буквы. Перья мы точили всю зиму и весну, пока не нашли самый правильный метод заточки. Приходилось часто макать в чернила. Но, писателей здесь пока нет, значит, для самого основного — достаточно. Я не остановлюсь на этом, нужно постоянно все улучшать.
Корабля за южанами так и не было. К началу осени мы пришли к тому, что нам придется отпустить этих людей, поскольку им была обещана свобода, и они трудились вместе с нами на голой земле, дали много знаний по оружию и рудникам. Весной один из них позвал меня съездить к реке, но только не здесь, а выше по течению. Драс сначала сдвинул брови, но потом собрал людей, и мы выехали. Мне теперь позволяли ездить только в телегах, которые по моим рисункам снабдили кожаными ремнями, и они стали не такими трясучими как раньше. Телеги снабжали крышами. Карет не было, но были более удобные повозки, где можно было и сидеть, и лежать. Для Севара у меня была готова новая задача — собрать эдакий мини — вагон, который можно впрягать в тройку. Легкий, но просторный для путешествий больше трех дней. В нем можно поставить печь типа буржуйки для ночевок.
— Вот, видите, есть песок темный, а есть крупный и светлый. Такой есть на море. В реке его мало, в море больше. У вас сейчас есть горны, где можно добиться сильного огня. Там можно расплавить песок, как научил нас одрус Ваал. Только не все пески дают крепкое стекло. Надо пробовать. Вам надо в дом окна ставить. Пробуйте этот, только сначала надо его ломать, делать мелким. Больше я не знаю, тала Сири, — южанин хотел дать нам то, что знает, и ему было немного стыдно за то, что этого было мало. — Я ездил за таким песком, и одрс говорил, что он есть на побережьях, где часто бывают приливы и на берегах рек в местах, которые часто разливаются.
Мы сделаем плавильни и у нас обязательно будет стекло, хотя бы на окна, мне очень хотелось, чтобы дома стали приветливее, светлее.
Геологов у нас нет, и Ваал отказался разговаривать. Морить его голодом и выпытывать знания я не разрешила. Пусть тогда сидит один, и думает о своей жизни.
Почти одиннадцать здешних месяцев длилась моя беременность к концу лета Драс привез к нам в гости Исту. Они приехали с Ютой и Севаром. Юта часто приезжала с отцом, а вот Иста, постоянно занятая домашними делами, бывала только пару раз. Иста с Ютой жили в нашем доме, а Севар сам напросился в поселок — хотел увидеть все новшества.
— Иста, Драс сказал, что привезет знахарку, или кого там у вас привозят на роды, — я страшно боялась каждый день. Я боялась за ребенка и за себя. Да, наши предки рожали под телегами, но я-то знаю, что это такое, и фиг его знает — как все пройдет без людей в белых халатах, без лекарств и кесарева сечения в случае, если что-то пойдет не так.
— Сири, ты что, у нас каждая женщина, что родила, знает, что нужно делать. Никто не умер во время родов, потому что Родана сама говорит женщине о каждом шаге.
Да уж, верьте вы там какой-то мифической богине, которая будет шептать в этот момент. Мне было чертовски страшно, но я не говорила Драсу. Ему было страшно так, что он передал все дела Гору, и не отходил от меня ни на шаг, хоть я и планировала сразу после родов, по большой воде на большой лодке спуститься в Сорис. Да, да, я была убеждена, что через пять месяцев после рождения ребенка мы все отправимся на сплав.
Поговорить с Истой один на один было невозможно — он прислушивался и боялся, что я совершу какую-нибудь странную выходку. Мы гуляли только с ним, говорили только при нем, исключая случаи, когда Иста подсыпала ему сонной травы, чтобы он выспался, ведь спит так чутко, что ночью попить нельзя встать.
— Ветер по морю ходит где темный, ярким по небу тучи разносит, светлее огня свет с тобою, что яркий, все это видит твой сын, что боится, если и ты устрашишься и сдашься, — я думала, что схожу с ума в первые минуты схваток, но этот голос у меня в голове все нарастал и нарастал, он баюкал меня и отвлекал от боли. Это была какая-то сага, какое-то предание, что женщина слышит свыше, или я действительно слишком поверила Исте. Но все продолжалось не больше трех часов. И как только все закончилось, и мой сын заплакал, эти слова забылись напрочь.
- Это настоящий ребенок, он правда мой? — Драс, похоже, немного тронулся, когда Иста передала в его руки нашего первого сына.
— Нет, не настоящий, Драс, я нашла его на берегу у пруда. Что ты несешь, не пугай меня, — Иста испугалась, что мой муж сошел с ума. — Юта, иди на улицу за дедом — пусть заберет его и успокоит.
— Драс, да, это твой сын, иди сюда, сядь ко мне, — теперь у меня было два мальчика. Драса можно было понять, ведь я почти все время не реагировала на его слова, когда он не послушал Исту и сидел рядом со мной.
— Не выгоняйте меня отсюда, Иста, я не хочу на улицу к Севару. Мне кажется, если я выйду, то все исчезнет.
