лезу.
– Тогда передай, что звонил Колян, – закончил Ломов и отключил телефон. Он достал из кармана ключи от петуховской квартиры, подкинул их на ладони и повернулся к своим спутникам: – Один останется здесь слушать разговоры. Через четыре часа смена. Давай, Серега, твоя очередь первая. А мы поедем к Петуху – квартира свободна. Черт его знает, может Скоробогатов надумает там переночевать. Забыли спросить у Петухова про вторые ключи. Шанс очень маленький, но… всякое бывает.
– А что сказали по телефону? – расстроившись из-за того, что ему выпало дежурить первым, поинтересовался Мокроусов.
– Ничего. Да, поторопились мы с Петухом. Сейчас бы он нам очень пригодился, – с нескрываемой досадой ответил Ломов, но затем веселее добавил: – А если Скоробогатов тоже не застал этого дятла дома? Девчонка сказала, что он забежал на несколько минут пожрать. Значит, наш миллионер обязательно будет звонить. Так что, Серега, на тебя вся надежда, – усмехнулся он. – Пока светло, не торчи во дворе. Поставишь жучок – и на чердак. Если появится пацанва или бомжи, спрячься или сделай вид, что проверяешь трубы. Не базарь с ними.
– Откуда на чердаке трубы? – пожал плечами Мокроусов.
– Ну не трубы, так окна, – отмахнулся от него Ломов. – Найдешь, что проверить.
Проинструктировав Мокроусова, Ломов высадил его из машины. Сейчас он почти не верил в то, что им легко удастся найти Скоробогатова в Петербурге, но пока тот не объявился где-нибудь в другом месте – в аэропорту, на границе с Турцией или Норвегией – надо было ловить его здесь, и только сам Федор Иванович мог отозвать их назад в Москву. Больше всего Ломов боялся, что именно сейчас Скоробогатов получает документы на чужое имя. В этом случае они могли надеяться только на его неопытность, помноженную на самоуверенность, которые и заставят ошалевшего от больших денег дилетанта наделать ошибок. «Настоящий профессионал давно бы смотался, – подумал Ломов. – Меня бы не нашли никогда».
Квартира Петухова выглядела так, будто ее только что оставили, и хозяин должен был вот-вот вернуться. Ломов даже не попытался ее осмотреть – хозяин уезжал навсегда, а им нужно было лишь пересидеть до появления Скоробогатова.
Синеев сразу начал обустраиваться. Он не стал убирать со стола грязную посуду и засохшие объедки, а взял скатерть за четыре угла и вынес все хозяйство в прихожую. Затем он выложил купленные по дороге продукты на стол, лег на диван и устало проговорил:
– Я посплю немного? А то голова совсем дурная, в глазах все плывет.
– Спи, спи, ты следующий пойдешь, – ответил Ломов. – Нужен будешь – разбужу. Кстати, Саня, не лапай здесь ничего, кроме стола. А стол потом вытрем.
– Я что, не знаю, что ли? – закрыв глаза, проворчал Синеев. – За детский сад держишь?
Сам Ломов не спал. Он сел в кресло, уставился в одну точку на противоположной стене и словно оцепенел. Сейчас он напоминал хищное животное, которое терпеливо дожидается в засаде того единственного нужного момента, когда ничего не подозревающая жертва, потеряв бдительность, подходит слишком близко. Ломов точно знал, появись хоть один маленький следок Скоробогатова, и он не упустит добычу. Ему нравилось ощущать себя охотником, разгадывать, как поведет себя уже обреченный на смерть «клиент», нравилось до поры до времени вести его и даже незаметно направлять, чтобы потом довершить начатое дело красивой комбинацией, а затем и уничтожить жертву.
В половине одиннадцатого Ломов разбудил Синеева. Тот сразу же сел, потряс головой и хрипло спросил:
– Что, пора?
– Да, – ответил Ломов. – Подкрепись, а то, когда еще придется. Часа в два ночи можешь сворачиваться. А в шесть заступлю я. Ключи от машины на столе.
До приезда Мокроусова Ломов так ни разу со своего места и не поднялся. Он догадывался, что новостей никаких нет, иначе бы Сергей сразу позвонил, но не делал из этого никаких выводов. После долгих размышлений и сопоставления фактов Ломов убедил себя в том, что Скоробогатов может скрываться только здесь, в Петербурге, и, если это так, значит, тот получил от девчонки такой же ответ: «Утром заявится». Ломов даже удивился своей уверенности, как будто ему кто нашептывал: «Не бойся, никуда он от тебя не уйдет. Судьба его решена». Утреннее дежурство должно было подтвердить его догадку, и он с нетерпением дожидался рассвета.
Ночное бдение Синеева тоже не принесло никаких результатов. Он устроился на заднем сиденье «жигулей» и долго сидел так, всматриваясь в лица молодых людей, которые колобродили во дворе до окончания его дежурства. Телефон Владика молчал, и Синеев начал клевать носом, когда около полуночи позвонил знакомый Владика. Он назвал девочку по имени и попросил передать брату, что завтра будет ждать его в «Посейдоне». Уже через несколько минут Синеев выяснил телефон и адрес звонившего и, не зажигая в салоне света, записал их.
Ломов с Мокроусовым подъехали к дому Владика в половине шестого утра. Чтобы полностью восстановить силы, Ломову вполне хватило трех часов крепкого сна в кресле. Синеева он оставил в квартире на тот невероятный случай, если у Скоробогатова все же окажутся ключи, и он решится зайти.
Ломов поставил машину в тени у дома напротив, так, чтобы хорошо просматривался нужный подъезд. Он включил рацию, вытянул у телефонной трубки антенну и положил рядом на сиденье. Во дворе уже появился дворник, а вскоре к автобусным остановкам на работу потянулась вереница людей, и до девяти двери подъездов хлопали каждые несколько секунд. Однако все выходили из домов, но никто не входил.
Наконец Ломов еще раз позвонил Владику, и тот же детский голос ответил, что Владик уже ушел.
– А он что, дома ночевал? – удивился Ломов.
– Да, ночевал, – ответила девочка и положила трубку.
– Кажется, мы сильно пролетели, – с неприсущей ему растерянностью проговорил Ломов. – Он недавно прошел мимо нас.
– Что ж такого? – ковыряя в зубах, ответил Мокроусов. – Ловим, а в лицо не знаем. Гадом буду, он поехал встречаться со Скоробогатовым. Он же нигде не работает. На хрена еще ему ехать куда-то в такую рань?
– Зараза, сильно поторопились мы с Петуховым, – в который раз пожалел Ломов.
