«примерах», раскрывается как отражение этой коллизии.
«Реализм» проповеднической литературы получает свое развитие в недрах совсем не реалистического способа осмысления действительности.
Возвращаясь к Джону Бромьярду, нужно еще заметить, что жизненные эпизоды, которые выделены Оустом, равно как и бегло упомянутые на предыдущих страницах книги, буквально тонут в «Summa praedicantium» в совсем ином, насквозь книжном материале. Эпизодов из жизни немало, но их доля относительно того, что заимствовано английским доминиканцем из литературной традиции, начиная античными авторами, Библией и раннесредневековой агиографией и кончая сборниками и трактатами XIII века, ничтожна. Подавляющее большинство «примеров» Бромьярда — не плод наблюдений его собственных или современников, — они вычитаны в его библиотеке. Живое, оригинальное, свежее известие, то, что он мог бы увидеть или услышать из первых рук — на улице, в домах соотечественников, в Оксфорде, где он получил образование, либо в Кембридже, где он преподавал богословие, или в жарких диспутах, которые он вел против реформатора-еретика Джона Уиклифа, лишь с немалым трудом может быть извлечено из огромных фолиантов «Суммы проповедников», построенной по схеме схоластических дистинкций.
При всей своей включенности в традицию и теснейшей зависимости от литературы предшествующего периода, Бромьярд выразил некоторые новые тенденции; в его «Сумме» пробиваются ориентации мысли, едва ли свойственные авторам XIII столетия. В частности, его уже не удовлетворяет учение о трех «разрядах», «сословиях» (ordines) (молящиеся, сражающиеся и трудящиеся, то есть духовенство, рыцарство и крестьяне), развиваемое церковными писателями начиная с XI века: эта архаизующая реальную действительность схема, которая игнорировала города, ремесло и торговлю, нуждается в изменении. В статье «Ростовщичество» он пишет: Богом установлены «четыре рода (genera) людей, подобно четырем колесам в колеснице Израиля, то есть святой церкви». Первый род — добрые пастыри, кои заботятся о душах людских. Второй род — князья, рыцари и иные господа, кои ведут войны, ведают юстицией, то есть взяли на себя «попечение о телесном». Третий род — верные купцы, заботящиеся о пользе общества. Четвертый род — все верные ремесленники и работники, усердно выполняющие то, что им от рождения предназначено. Дьяволом же установлен пятый род (genus) людей, ростовщики. Они наживаются и достигают того, что не подвергнутся мукам в чистилище вместе с прочими людьми, но вместе с бесами угодят в ад, — и поделом: ведь они не созданы Богом и не принадлежат к Его небесному дому (JB: Usura).
Как видим, вместо aratores или laboratores трехчленной схемы здесь выступают два разряда людей, занятых производственной или хозяйственной деятельностью; во-первых, купцы и, во-вторых, ремесленники с крестьянами, и кроме них существуют ростовщики. Эти не принадлежат к церкви и богоустановленному порядку, но, и будучи порождением дьявола, принадлежат к реально существующему обществу.
216
Проклятый, безумный, язычник (?). Собор в Реймсе. Около 1250.
Впрочем, темы, которые поднимались в «примерах» предшествовавшего периода, получают под пером Бромьярда дальнейшее развитие. Повторив уже известные нам анекдоты об алчных юристах, он присоединяет к ним новые, свидетельствующие о том, как они искажают закон и истину. Собственно, ведь и этимология слова «законник» уже доказывает эту их склонность: legista — это тот, кто «нарушает (портит) право» или «губит справедливость» (ledens legem, vel ledens iusta). Желая, чтобы адвокат выступил в его пользу в суде, некто дал ему быка, но, видя, что дело идет плохо, спрашивает: «Когда же заговорит мой бык?» Адвокат же, получив тем временем от противной стороны корову на условии, что будет помалкивать, отвечает, что «корова эта так крепко сдавила ему горло, что он не в состоянии говорить». Другой дал адвокату коляску и убеждается в том, что юрист ведет тяжбу не в его пользу, ибо ответчик подарил адвокату коней: «Плохо едет моя коляска». Адвокат в ответ: «Она не может ехать иначе, ибо так тащат ее по дороге сии кони». Когда умирал один из подобных продажных законников, он при виде явившегося за ним дьявола воззвал к Деве Марии, и та явилась и взяла его за левую руку; но дьявол уцепился за правую со словами: «Коль не могу заполучить его целиком, то хоть захвачу ту его руку, коей он при жизни написал все лживое» (JB: Advocatus).
Продажный законник подобен петушку на колокольне: тот поворачивается ко всем ветрам, а этот — ко всем деньгам (JB: Acquisitio).
Развитие товарно-денежного хозяйства сопровождается ростом алчности во всех ее проявлениях. Богачи, купцы и магнаты обирают бедняков всевозможными способами: одни мошенничают при торговле, другие завладевают чужими землями. За эти несправедливости расплачиваются на том свете не одни вымогатели, но и их потомки. Бромьярд приводит рассказ Петра Дамиани о таком захватчике; после его смерти наследники владели захваченным им чужим добром, и представителя четвертого поколения ангел отвел ad loca penalia. Там он увидел, помимо прочего, колодец, наполненный огнем и серой: над ним были повешены на крюках, один над другим, души его предков, и страдания того, кто висел ниже других, были наихудшими, поскольку на него стекали грязь и пот висевших над ним. Ангел предупредил того, кто все это увидел, что и для него приготовлен крюк, если он не вернет по принадлежности захваченного имущества.
217
Плотник. Прорись рельефа 14 в.
218
Сапожник. Прорись рельефа 14 в.
219
Соколиная охота. Миниатюра из фламандского календаря начала 16 в.
220
Хозяйственные заботы: убой свиньи к Рождеству. Миниатюра из фламандского календаря начала 16 в.
Один алчный человек перед смертью составил завещание: свою душу он вверяет всем демонам ада, ибо приговор ему уже вынесен. Священник спросил его: а что же получат его жена и дети и что завещает он ему — своему пастырю? Вместе с оставленными им богатствами семья его унаследует и ад, но и священника ожидает подобная же судьба, — постоянно с ним пируя, он не предостерег его от ожидающей его душу погибели. Как и проповедники более раннего времени, Джон Бромьярд усматривает в семейных связях прежде всего гибельные для души путы, и не случайно отец в аду проклинает час рождения своего сына, ради обогащения коего он погиб, а сын клянет отца, ибо неправедно нажитое родителями пагубно отражается и на душах детей (JB: Acquisitio).
Если бы богачи могли возвратиться из чистилища к жизни, они бы меньше любили тех, кого так лелеяли прежде, и муки чистилища усугубляются для них тем, что они видят неблагодарность и жестокость по отношению к их душам родственников, душеприказчиков, сыновей
