Искомая Зверь с грохотом и скрежетом преодолевала коридор под вопли ужаса и отдельные винтовочные выстрелы.
— Раффлз! — взвыл Твид. — Долго еще?
— Пару минут, старина, — не отрываясь от дела, ответил медвежатник.
Он отложил дрель, взял кусочек пластилина, прилепил его к стенке сейфа и начал заливать дырку чем-то вроде жидкого азота.
Сражение за дверью разгоралось. Крики, взрывы гранат, вопли, автоматные очереди, а затем страшный грохот, от которого содрогнулся потолок и посыпались с полок книги. Потом все стихло.
Мы переглянулись. И тут из коридора послышался тихий стук, словно кто-то потюкал в дверь наконечником копья. Пауза. Потом снова.
— Слава богу! — облегченно выдохнул Твид. — Наверное, король Пеллинор прискакал и отогнал тварь. Нонетот, откройте дверь.
Но я повиноваться не спешила, поскольку опасалась отвратительных тварей из темных глубин коллективного подсознания. И правильно. Следующий удар был посильнее. А следующий еще сильнее. Дверь библиотеки содрогнулась.
— Черт! — воскликнул Твид. — Почему эти пеллиноры никогда не появляются вовремя? Раффлз, у нас мало времени…
— Всего пару минут, — спокойно отозвался Раффлз, постукивая по дверце сейфа молоточком, пока Банни тянул на себя латунную рукоятку.
Мы с Харрисом переглянулись. Дверь прогнулась под тяжелым ударом, вороненая сталь треснула, колесо замка слетело и упало на пол. Вопрос заключался не в том, прорвется ли Зверь в библиотеку, а в том — когда.
— Ладно, — неохотно процедил Твид, хватая меня за руку перед прыжком, — кончаем. Раффлз, Банни, уходим!
— Еще секунду, — ответил медвежатник со своим обычным спокойствием.
Раффлз привык к жестким временным рамкам и не любил оставлять вскрытие незавершенным, вне зависимости от возможных последствий.
Стальная дверь снова дрогнула, щель угрожающе зияла — Искомая Зверь с оглушительным треском бросалась на последнюю преграду. Книги рушились с полок, поднимая клубы пыли, а в воздухе начало распространяться зловоние. И тут, когда чудовище изготовилось для очередного удара, мне вдруг пришла в голову мысль, которую я безуспешно ловила последние полчаса. Идея. Я поманила к себе Твида и шепотом изложила ему свой план.
— Нет! — заявил он. — А что, если?..
Я объяснила повторно, и он улыбнулся. И понеслось…
— Один из вас — вымышленный персонаж, — заявила я, глядя на Гана и Скокки-Мауса.
— И мы должны выяснить, кто именно, — подхватил Твид, держа обоих под прицелом.
— Может, Хоули Ган, — продолжила я, не сводя глаз с Гана, который ответил мне яростным взглядом, явно не понимая, к чему я клоню.
— …неудачливый правый политик…
— …яростный сторонник войны…
— …и ограничений гражданских свобод?
Как только я замолкала, вступал Твид, и наоборот. Мы все увеличивали темп, не давая им опомниться, под нескончаемый рев Звери и стук молоточка Раффлза.
— Или, может, лорд Скокки-Маус…
— …аристократ старого закала, жаждущий…
— …вернуть…
— …былые права с помощью…
— …своего приятеля из партии вигов?
— Но важнее всего, что весь этот диалог…
— …который мы гоняем туда-сюда…
— …вымышленный персонаж…
— …отследить не способен и не знает…
— …кто из нас сейчас говорит.
— Знаете, в этой заварухе мы сами уже запутались!
Дверь опять содрогнулась. Мимо моего виска просвистел осколок стали. Массивные створки почти поддались, еще удар — и тварь бросится на нас.
— Так что мы зададим вам очень простой вопрос: кто из нас сейчас говорит?
— Да вы же! — взвыл Скокки-Маус, указывая на меня, и это было правильно.
Ган, книжное происхождение которого раскрылось из-за его неспособности отслеживать диалог без авторской речи, показал на Твида.
Он быстро поправился, но оказался недостаточно ловок для политика и сам это осознал. Его буквально затрясло от злости. От очаровательных манер и следа не осталось: едва мы захлопнули мышеловку, как его учтивость сменилась грубостью, вежливость — беспомощными угрозами.
— Слушайте, — прорычал Ган, пытаясь овладеть ситуацией, — вы слишком далеко зашли! Только попробуйте взять меня под арест, я вам такое устрою! Один звонок по комментофону, и вы оба навсегда отправитесь в Оксфордский словарь граммазитов ловить!
Но Твид тоже был не робкого десятка.
— Я затыкал дыроляпы в «Дракуле» и «Бигглз летит на восток», — спокойно ответил он. — Меня нелегко запугать. Отзови Зверь и руки на голову.
— Оставьте мне «Карденио» до завтра, только до завтра! — взмолился Ган, резко сменив тактику и принужденно улыбаясь. — Вы получите все, что пожелаете! Власть, деньги, графский титул, Корнуолл, каникулы по программе обмена персонажами в романе Хемингуэя — только скажите, и Ган все сделает!
— Вам меня не подкупить, мистер Ган, — ответил ему Твид, крепче сжимая пистолет. — Последний раз говорю…
Но Ган не собирался сдаваться — ни живым, ни мертвым. Он послал нас обоих в двенадцатый круг ада и растворился, как только Твид выстрелил. Пуля засела в полном комплекте журнала «Панч». В тот же миг дверь сорвалась с петель. Но вместо смрадной адской твари из самых мерзких глубин коллективного бессознательного в комнату ворвалась струя ледяного воздуха, явственно отдающего смертью. Искомая Зверь исчезла так же быстро, как и ее хозяин, вернувшись в фольклор и в книги, имевшие несчастье о ней упомянуть.
— Кот! — завопил Твид, пряча пистолет в кобуру. — У нас книгобежец! Мне нужны книгончие! Срочно! (— Высланы!)
Скокки-Маус с совершенно обалдевшим видом бессильно опустился на первый подвернувшийся стул.
— Вы хотите сказать, — недоверчиво начал он, заикаясь на каждом слове, — что Ган…
— …вымышленный персонаж, да, — закончила за него я, положив ему руку на плечо.
— То есть «Карденио» не хранился все это время в библиотеке моих предков? — уточнил он, и его смятение уступило место печали.
— Мне очень жаль, милорд, — сказала я. — Ган украл рукопись. А вашу библиотеку использовал для прикрытия.
— На вашем месте, — добавил Твид отнюдь не так мягко, — я бы отправился наверх и сделал вид, будто все проспал. Вы никогда не видели нас, ничего не слышали и ничего не знаете о том, что здесь произошло.
— Готово! — воскликнул Раффлз, повернув рукоятку и вытряхнув замерзший замковый механизм.
Сейф со скрипом открылся. Раффлз передал нам рукопись, а потом исчез вместе с Банни в своей книге, получив от беллетриции только благодарность за ночную работу — весьма ценную по их сторону закона.
