– Мария Ильинична! Как я рад вас видеть!
Женщина отвернулась:
– Чего не скажу о себе.
Анатолий поморщился:
– Давайте оставим вражду. Нам пора стать друзьями.
Она гневно посмотрела на него:
– После всего? Вы шутите?
– Нисколько, дорогая моя. Как вам тут живется?
Шаткина усмехнулась:
– Может, оставим предисловия? Вы ведь не для того ехали за тысячу километров, чтобы справиться о моей жизни.
Он поклонился:
– Как знать?
Мария Ильинична ударила кулаком по столу:
– Говорите, что вам нужно, и оставьте меня в покое. Вы уже погубили моего мужа, теперь взялись за меня?
– А вы догадливы.
Эта фраза резанула по сердцу. Она поняла: впереди издевательства и над их детьми.
– Вы не посмеете…
– Еще как посмею. Вот почему мне кажется, что мы с вами найдем общий язык.
Женщина отвернулась:
– Я ничего не знаю. Об этом мы уже говорили.
Анатолий ничем не выразил недовольства.
– Вам ведь не разрешают отправлять письма, – тихо сказал он. – Еще не прошло и двух лет, как вы находитесь в лагере. А между тем я мог бы вам помочь.
Она бросила на него быстрый взгляд:
– Каким образом?
Мужчина достал лист бумаги и ручку:
– Пишите. Обещаю, я передам это вашим дочерям.
Шаткина усмехнулась:
– В обмен на что? На мои фантазии? Я продолжаю настаивать, что ничего не знаю о золоте «Принца» и понятия не имею, о каком кошельке говорил муж перед смертью. Впрочем, вы наверняка сделали обыск в нашей квартире. Все кошельки были в вашем распоряжении.
Побледнев, следователь встал со стула и начал ходить по комнате.
– А самой-то хочется жить? – вдруг вкрадчиво спросил он. – Хочется обнять дочерей, понянчить внуков? Если вы дадите отрицательный ответ, я вам не поверю.
Шаткина опустила голову.
– Я устрою вам такую жизнь, которую вы не видели и в самых страшных снах, – коснувшись ее плеча, продолжал Викторов. – Точно такую же жизнь устроили и вашему мужу – и вот результат. А вы женщина, следовательно, более слабое существо.
Мария Ильинична равнодушно посмотрела на него:
– Делайте, что хотите. Там, на небесах, нас рассудит Бог.
Анатолий довольно улыбнулся. К Богу прибегали в самых крайних случаях.
– На сегодня разговор закончен. – Выглянув в коридор, он позвал конвойного, велев проводить заключенную в барак. – Если вы захотите меня увидеть, а я не смневаюсь, что это все-таки произойдет, дайте знать начальнику лагеря. А сейчас разрешите откланяться.
Снова очутившись в бараке, Шаткина упала лицом на подушку и горько заплакала.
Верный себе, Викторов перебирал дела заключенных, отбывавших срок вместе с Шаткиной.
