class="p1">— Сэнди может попасть в переделку. Полагаю, ему грозят серьезные проблемы.
Он вдруг осознал, что, целиком сосредоточившись на своей миссии, упустил из виду, какие последствия это может иметь для Сэнди. Гарри ощутил укол вины.
— Не обязательно, — подмигнул ему Хиллгарт. — На этот случай в рукаве у капитана кое-что припасено.
— Что? — Гарри немного подумал. — Вы же не собираетесь его завербовать?
Толхерст покачал головой:
— Не могу сказать, пока не могу. — Он улыбнулся важной самодовольной улыбкой, которая раздражала Гарри. — Кстати, еще одно — рыцари Святого Георгия. Ты никому не говорил?
— Конечно нет.
— Важно, чтобы ты не проболтался.
— Я знаю.
На следующее утро Гарри сопровождал секретаря посольства на встречу с Маэстре, речь опять шла о сертификатах. Молодой переводчик из Фаланги снова был при генерале, и они разыграли сценку, будто тот не говорит по-английски. Маэстре держался по отношению к Гарри подчеркнуто холодно. Хиллгарт оказался прав: обрыв контактов с Милагрос генерал воспринял как пренебрежение. Но Гарри не собирался притворяться и завязывать отношения с дочерью Маэстре, чтобы порадовать шпионов. Наступила пятница, конец рабочей недели. Какое облегчение! По возвращении домой на коврике в прихожей он обнаружил ответ от Софии: всего пара строк — согласие на завтрашнюю встречу, и Гарри подивился тому, как воспарило его сердце.
Кафе было маленькое, яркое и современное. Если бы не портрет Франко на стене за стойкой, оно могло бы располагаться в любой точке Европы. Гарри пришел немного раньше, но София уже была на месте — сидела в глубине зала с чашкой кофе. На ней было немного заношенное длинное черное пальто, которое он видел в тот день, когда привел домой Энрике. Лицо без косметики казалось бледным, как у феи. Она выглядела совсем юной и беззащитной. Когда Гарри подошел, София подняла глаза и улыбнулась.
— Надеюсь, я не заставил вас ждать.
— Я пришла рано. Вы вовремя.
Улыбка у нее был какая-то особенная — открытая и дружелюбная, но и слегка лукавая.
— Позвольте, я возьму вам свежий кофе.
Гарри принес напитки.
— Энрике намного лучше, — сказала София, когда он сел. — На следующей неделе собирается искать работу.
— Другую работу, — криво усмехнулся Гарри.
— О да. Настоящую, если сможет найти.
— А… министерство платило ему во время болезни?
Улыбка Софии на мгновение стала циничной.
— Нет.
— Я принес чек.
Гарри посетил лечебницу и оплатил счет от врача, как и обещал.
— Спасибо. — София аккуратно сложила бумажку и убрала в карман.
— Если возникнут еще какие-нибудь проблемы, я был бы рад помочь.
— Теперь с ним все будет в порядке.
— Хорошо.
— Как я вам написала, вы спасли ему жизнь и мы всегда будем благодарны.
— Мне это было нетрудно.
Гарри улыбнулся, и вдруг слова у него иссякли, он не мог придумать, что еще сказать.
— А что… — София приподняла брови. — Ему нашли замену?
— Слава богу, нет! Меня оставили в покое. Я не такая важная птица, знаете. Просто переводчик.
София закурила, откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на Гарри. Выражение ее лица было вопросительное, но не враждебное и не подозрительное. Она была гораздо спокойнее, чем у себя дома.
— Вы уедете в Англию? На Рождество.
— Рождество… — Гарри рассмеялся. — Я об этом не думал.
— Осталось всего шесть недель. Наверное, в Англии устраивают большие торжества.
— Да. Но я сомневаюсь, что поеду домой, в посольстве много работы. Вы же знаете, какая сейчас ситуация. В дипломатии.
Он удивился, откуда ей известно про английское Рождество. Вероятно, рассказывал тот парень из Лидса, с которым она познакомилась во время Гражданской войны.
У Гарри снова мелькнула мысль: «А были ли они любовниками? Сколько ей лет? Двадцать пять? Двадцать шесть?»
— Значит, у вас не получится провести праздники с родителями, — произнесла София.
— Мои родители умерли.
— Как грустно.
— Отец погиб во время Первой мировой. Мать сразу после, от гриппа.
— Да, — кивнула София. — Испания не участвовала в той войне, хотя эпидемия была и у нас. Это тяжело — потерять обоих родителей.
— У меня есть тетки и дядя, а еще кузен. Он держит меня в курсе того, что происходит дома.
— Бомбежки?
— Да. Они случаются, но не такие страшные, какими их здесь рисует пропаганда.
Гарри заметил, что при последних его словах София быстро огляделась, и обругал себя за неосмотрительность. Нельзя забывать: они находятся в стране, где нужно тщательно следить за своими речами.
— Простите, — добавил он.
— Я понимаю. А еще кто-нибудь дома у вас есть? — спросила София. — Жена, например?
Гарри оторопел от ее прямоты:
— Нет. Никого. Совсем никого.
— Простите мне этот вопрос. Я, должно быть, показалась вам нахалкой. Вы, наверное, считаете, что испанские женщины не должны задавать такие вопросы.
— Я не против откровенных разговоров. — Гарри посмотрел в ее большие карие глаза. — На контрасте, в посольстве они вовсе не приняты. Пару недель назад я был на приеме у одного министра из правительства, его дочери исполнилось восемнадцать. Официоз был удушающий. Бедная девочка.
— Я из другой среды, — заметила София, выпустив клуб дыма.
— Да?
— Республиканской. Мой отец и его родители были республиканцами. Для богатых иностранцев Испания — это древние церкви, коррида и женщины в кружевных мантильях, но тут есть и совсем другие традиции. В моей семье к женщинам относились на равных. Меня растили в убеждении, что я ничем не хуже любого мужчины. По отношению к матери отец держался старомодных представлений, но у него, по крайней мере, хватало такта иногда их стыдиться.
— Чем он занимался?
— Работал на складе. По многу часов за гроши, как и я.
— Думаю, семья, с которой я познакомился, когда был здесь в тридцать первом, держалась тех же традиций. Хотя тогда я видел все под другим углом.
Он вспомнил рассказ Барбары про Кармелу и ее ослика.
— Вам, видно, нравились эти люди, — сказала София.
— Да, они были очень хорошие. — Гарри улыбнулся. — А ваши родные, они были социалисты?
София покачала головой:
— У нас были друзья-социалисты. И анархисты. И левые республиканцы. Но не все вступали в какую-нибудь партию. В партиях толковали про утопии, коммунистическую ли, анархическую, но большинство людей хотят только мира, хлеба на каждый день и уважения к себе. Разве не так?
— Так.
София подалась вперед, в упор глядя на Гарри:
— Вы не понимаете, что значил для таких людей, как мы, приход Республики. Мы вдруг стали значимы. Я получила место в медицинской школе. Мне приходилось учиться и работать в баре, но у всех было столько надежд, наконец настали перемены, появился шанс на достойную жизнь. — Она улыбнулась. — Простите, сеньор Бретт, что-то я разболталась. Мне не часто выпадает шанс поговорить о тех временах.
— Не извиняйтесь. Мне так легче понять.
— Понять — что?
— Испанию… —
