— Ничем.
— А я стану пилотом.
— Вряд ли тебе разрешат что-то пилотировать.
— Не очень-то вежливо так говорить.
Дульсе отложила блокнот и стала разглядывать, как вытянутые подругой завитушки волос сворачиваются обратно.
— Прости, Милли, — сказала она, — ты права. Прости меня.
— Так и чем же ты займешься?
— Наверное, стану писателем.
— И что же ты будешь писать?
— Книгу.
— Что за книгу?
— Книгу возможностей.
Криспин Сальвадор. «Ай-Наку!» (заключительная книга трилогии «Капутоль»)
* * *
Проснувшись после полудня, он не удивился, что не видел снов. Он как будто прикрыл на секунду глаза, а ночь раз — и сменилась днем. В ушах по-прежнему плещется вода эхом хорошо знакомых звуков. Консьерж внизу спит, уткнувшись в книгу регистраций. Он вздрагивает и просыпается, чтобы поприветствовать нашего умиротворенного протагониста на выходе из гостиницы.
— Добрый день, мистер! — кричит он.
На другой стороне мокрой шумной дороги его уже ждет завтрак в «Тапа-кинге».
Заголовок передовицы «Газетт»: «8 декабря 2002 года — утро демократии после пятых массовых выступлений на Эдсе». На основной фотографии сенатор Бансаморо старается прикрыть президента Эстрегана, выходящего из дворца Малаканьян. Эстреган — чье пузо оттягивает шелк напоминающего о его боксерском прошлом халата с капюшоном, отчего подол задирается почти до неприличия высоко — скалит свиное рыло. Вокруг них спецназовцы в боевом снаряжении. В статье рассказывается, что митингующие уже начали теснить отряды полиции, дело шло к штурму дворца. Уже заряжены были резиновые пули и баллончики со слезоточивым газом. Уже камни оттягивали карманы, и зажигалки застыли у фитилей «коктейлей Молотова». Вот-вот должна была пролиться кровь. Но тут из дворца появился Бансаморо с подразделением, которым когда-то командовал, поднял пистолет и сделал один выстрел в воздух. (Таблоиды отозвались: «Пуля, спасшая страну».) Народ схлынул как по команде. Еще до рассвета улицы были пусты.
Рано утром, рассказывается в другой статье, полиция овладела домом Чжанко, где обнаружила чету застреленной. Их сына нашли в большой морозильной камере, где он спрятался, когда началась пальба, укрывшись крупной индюшкой. У него легкое переохлаждение. «Повезло, что он такой толстый», — сказал доктор Мануэль Манабат, дежурный врач Центральной больницы.
В статье на третьей полосе говорится, что причины взрыва на заводе Первой генеральной корпорации не установлены. Пресс-служба президента компании Диндона Чжанко-младшего разослала заявление. Во всем виновата протекающая крыша и поврежденная электропроводка.
* * *
Я помню последний рассказанный ему анекдот.
Дочка Боя Бастоса Гёрли спрашивает отца:
— Пап, а что такое политика?
Бой гордится своей любознательной дочкой. Он постарел, растратил и снова нажил оставленное его отцом Эрнингом состояние, преуспел в политике, присутствовал при рождении сына, наблюдал, как растет дочь, как теряет блеск его брак, и понял, что самое страшное наше проклятье — это воспитать детей, которые повторят ошибки родителей. Этого ему хочется меньше всего.
— Вот Гёрли-гёрл, как я бы это объяснил, — говорит он. — Возьмем меня — я глава семьи, поэтому меня можно назвать президентом. Правила устанавливает мама, значит она — правительство. Мы оба заботимся о тебе, значит ты, получается, народ. Твоя няня Индэй работает на нас, а мы платим ей за работу, и, значит, она — рабочий класс. А твоего маленького братишку можно назвать будущим. Вот подумай и реши, похоже ли это на правду.
Ложась спать, Гёрли размышляет об услышанном. Посреди ночи она просыпается от криков малыша, подходит и видит, что он по уши уделался. Гёрли направляется в спальню к родителям, где ее мать спит без задних ног. Разбудить ее не получается, потому что каждый вечер мама принимает снотворное. Тогда Гёрли идет в комнату к няне, но дверь оказывается заперта. Она смотрит в замочную скважину и, увидев в кровати Индэй своего отца, идет обратно спать.
Утром за завтраком Гёрли говорит отцу:
— Папа, мне кажется, я поняла, что такое политика.
Бой в восторге:
— Вау! Какая ты умница! Ну, расскажи нам своими словами, что ты поняла.
— В общем, так, — начинает Гёрли, — президент трахает рабочий класс, а правительство только и знает, что спать. На народ все плевать хотели, ну а будущее по уши в дерьме.
Бой Бастос с гордостью целует ее в лоб.
Когда Гёрли вырастет, она выйдет замуж за видного юриста Аррайко и станет самым популярным в стране экономистом, сенатором, а затем и вице-президентом. Когда президента смещает очередная революция на Эдсе, его пост занимает Гёрли. Произнося президентскую присягу, она вспомнит все уроки, преподнесенные ее отцом, видным борцом с предрассудками Боем Бастосом, и заветы ее трудолюбивого дедули Эрнинга. Президент Гёрли Бастос Аррайко станет надеждой нации. В итоге анекдот-то все равно про нас, и чем он кончается, известно всем и каждому.
* * *
Таксист весело так спрашивает:
— Форбс-парк, сэр?
— Да, — отвечает молодой человек. — А откуда вы знаете?
Таксист насвистывает мелодию из рекламы «Мальборо» и высунутой в раскрытое окно рукой делает волну.
— Солнце еще не вышло, — говорит он, — но и дождь перестал.
— Так вот чему вы так радуетесь?
— Да, сэр. А еще тому, что они так и не поймали Лакандулу.
Пока машина разгоняет лужи затопленной части Эдсы, молодой человек готовит свою речь и мысленно ее репетирует.
* * *
В Форбс-парке усаженная огненными деревьями Флэйм-Три-роуд покрыта ковром красно-оранжевых соцветий. Даже после тайфуна на ветвях еще остались густые красные скопления. Такси едет сквозь огненный туннель.
В детстве он с мамой и папой ходил навестить бабушку с дедушкой, чей дом был через дорогу. Для него это одно из немногих воспоминаний о родителях — лепестки огненного дерева стелются по дороге, парят и пылают вокруг, как тысячи линз, в которых преломляется солнечный свет тысяч ждущих впереди дней детства.
Он расплачивается с таксистом и медленно идет к воротам дома. Утерев глаза, звонит в дверь. За оградой слышны аплодисменты шлепанцев. Дверь открывает слуга — одноглазый Флойд. Он удивлен. Говорит, что бабушка с дедушкой в доме, кушают мерьенду. Флойд принимает чемоданы. Во дворе акация, на которую наш мечтательный протагонист любил залезать еще в детстве, пала жертвой шквального ветра — раскуроченные ветви обнажили белую как кость плоть ствола. А вот дом все тот же.
