вуаль медленно опадала, открывая небо. В воздухе появилось что-то новое: он был едва ли не наэлектризованным.
Первин посмотрела на изменившееся небо и попыталась вспомнить все мельчайшие обрывки сведений, которые слышала или читала. Разгадка смерти Мукри лежала в одном-двух фрагментах этой мозаики – и, возможно, там же таилась разгадка исчезновения Амины.
Но хотя они с Элис два с лишним часа просидели над чертежами, ничего нового узнать не удалось – для этого нужно было попасть в бунгало. А это представлялось невозможным, потому что мать Элис ждала ее на карточную партию, а Первин дала отцу слово не выходить из дома.
Лилиан попискивала в клетке, явно чувствуя, что Первин рядом.
– Ступай полетай в саду. Там полно еды – смотри, все остальные птицы заняты делом, – укорила ее Первин.
Но Лилиан никуда не полетела: она хлопала крыльями, приподнималась над жердочкой, опускалась обратно. Повторяла это раз за разом, будто дразнила Первин.
Попугаиха хотела, чтобы завтрак ей принесли на блюдечке, потому что так и не научилась ловить жуков и отыскивать фрукты.
Первин раньше считала, что вдовы Фарида столь же беспомощны, но теперь она в этом сомневалась. Их наверняка возмутило появление управляющего в их мире. Самый серьезный повод его ненавидеть был у Разии: он грозился выдать замуж ее дочь. А Сакина могла ополчиться на Мукри, потому что ей не нравилось, как он угрожает Разие, да и за будущее благополучие своих дочерей она тоже опасалась. Мумтаз же нужно было от него избавиться, чтобы он ни в коем случае не объявил, что это он отец ее ребенка.
При этом Первин напрочь не понимала, как женщины могли быть причастны к похищению Амины. Они прекрасно знали устройство своего дома и всех его потайных ходов, но совсем не ориентировались в огромном Бомбее.
Она долго ломала голову, а потом ей очень захотелось поговорить с отцом – вечером она уснула еще до того, как он вернулся домой. Раз уж она разбудила Лилиан, можно разбудить и отца.
Накинув шаль поверх ночной сорочки, Первин дошла по коридору до спальни родителей. Дверь была приоткрыта, она увидела, что отец уже оделся и стоит перед альмирой с зеркалом, завязывая галстук.
– Доброе утро! – поздоровался он, потянув за концы своей «бабочки». – Рано ты проснулась.
– Ты тоже. Когда ты вчера домой вернулся?
– Ну, ты уже уснула, и мы с мамой решили, что тебе нужно отдохнуть. Пойдем-ка вниз и поговорим за завтраком.
Солнце вливалось в столовую через выходящие на восток окна, лучи расчертили стол из красного дерева. Первин села, Джон принес кофе и поджаренные булочки бун-маска[82]. Все было очень скромно в сравнении с тем завтраком, который он подаст остальным в половине десятого, но в такой час – именно то, что надо.
– Чем ты вчера занимался? – Первин, зевнув, потянулась к чашке кофе.
– Съездил на Си-Вью-роуд, – без запинки ответил отец. – Хотел уточнить, все ли хорошо у Мумтаз-бегум, которую Гюльназ накануне не видела.
– А что Амина? – спросила Первин. – Тебе позволили подойти к джали и поговорить с Разией-бегум?
– Конечно, – ответил отец с ноткой досады. Он не привык, чтобы дочь судила его поступки. – Как раз пришел младший инспектор Сингх, я предложил через девочку-служанку попросить всех женщин подойти к джали на третьем этаже с их стороны и поговорить с нами. Сингх сказал, что вряд ли из этого что получится, но, узнав, что я – твой отец, они согласились.
Первин слишком сильно волновалась, чтобы порадоваться этой своей победе.
– Ты упомянул при младшем инспекторе про исчезновение Амины? Вдовы не хотят, чтобы полиция начинала расследование.
– Я ничего не спрашивал, хотя мне все отчетливее кажется, что скрывать это неразумно. Если ребенок пострадал от кого-то из членов семьи, я не хочу, чтобы меня обвинили в пособничестве и попустительстве.
Первин поперхнулась кофе. Пока откашливалась, сообразила, что нарушила закон, хотя сама думала, что поступает правильно. Кто же мог знать заранее? Ну и, допустим, никто ее ни в чем не обвинит – но как жить дальше, если Амина умрет?
Джамшеджи с укором посмотрел на дочь, потом намазал булочку маслом.
– Кстати, Мумтаз не пришла на разговор к джали с двумя другими. Разия-бегум сказала, что она плохо себя чувствует, – я припомнил, что ты говорила мне про ее беременность, и попросил Сингха ее не тревожить.
Первин опять взволновалась, не сказал ли отец лишнего.
– Я очень надеюсь, что ты ни словом не упомянул про ее беременность…
– Разумеется! – отрезал Джамшеджи. – Сингх, впрочем, выразил озабоченность и сказал, что, если она не в состоянии подойти к перегородке, ее необходимо показать врачу. Разия-бегум ответила, что вызовет врача, хотя и не обещает, что Мумтаз-бегум согласится его к себе допустить.
– И как тебе было разговаривать с ними через джали? Ты различал их голоса?
– Разумеется. У Разии-бегум голос ниже и не такой мелодичный, как у Сакины-бегум.
– Что еще ты узнал по ходу разговора?
– Сингх спросил у вдов, не звонили ли они тебе в Мистри-хаус. Разия-бегум сказала, что не звонила – собственно, у нее больше нет твоей визитной карточки.
– Раз она ее искала, значит, подумывала позвонить.
– Сакина-бегум отрицает, что звонила тебе. Они с Разией обе заявили, что Мумтаз весь вечер была у себя и никуда не звонила. После этого я спросил, опасаются ли они за свою безопасность; обе ответили, что хотели бы, чтобы дурван Мохсен и дальше охранял дом.
– Но отпустят ли его из полиции? – спросила Первин.
– Когда я приехал, он был на свободе и даже на своем посту.
То есть в полиции все-таки приняли в расчет сведения о Мохсене, которые им сообщила Первин. Он рядом с детьми, ворота под охраной. Первин не без гордости подумала о своей роли в этих событиях.
– Ты, возможно, помнишь, что на текстильной фабрике Фарида мне сообщили домашний адрес миссис Мукри, – продолжил Джамшеджи, упершись взглядом в вазочку с ломтиками папайи. – Прежде чем сесть в поезд до Пуны, я заглянул в твой портфель и выяснил адрес родных Сакины-бегум. Надеялся, что за день успею навестить оба семейства. И только когда я расположился в поезде и начал просматривать бумаги, до меня дошло, что местожительство миссис Мукри и отца Сакины-бегум совпадает. То есть приносить соболезнования и расследовать обстоятельства мне придется по одному и тому же адресу.
– Ничего себе! Получается, что Файсал и Сакина-бегум – брат и сестра? – изумилась Первин.
Джамшеджи обмакнул краешек брун-маски в кофе и принялся неспешно ее жевать.
– Нет. Братом с сестрой являются их родители, то
