как недовольство пренебрежением нормами безопасности, но Марш уже начал почувствовать неладное, в прочем, обвиняя в этом воздействие Комплекса.
После столкновения с Верой, Аврора спросила Владимира, зачем он рассказал ей про досье. Специалист ответил, якобы он "хотел взглянуть на реакцию" ведьмы, и почти не соврал: глазея вслед уходящему короткостриженному видению.
Всё дело в том, что каждый сотрудник Фонда, поступивший на службу, прошёл не через одну сотню лекции, посвящённых истории борьбы с аномалиями. В соответствии с 36-ым пунктом устава Фонда «О безопасности и осведомлённости», все сотрудники Зон, Участков и прочих учреждений Фонда обязаны ознакомиться с имеющимися в архиве материалами хотя бы на поверхностном уровне. Так, в Зоне 400, сотруднику, работающему на Нижних этажах, требовалось знать досье обо всех объектах своего этажа, что могло доходит до 500 сотен, а высочайшие уровни допуска увеличивали этот объём в десятки раз. Ни для кого не секрет, что Администраторы и их, так сказать, приближённые, пьют различные таблетки горстями, чтобы удерживать этот массив данных в уме.
Аврора, будучи примерной ученицей, была в курсе всех доступных её уровню секретности данных, а ведь некоторые документы, связанные с геноцидом тлеедов, находятся даже в классе 2-го уровня. Командир Усачёв, чей уровень допуска значительно выше Измайловой, должен был давно и досконально знать историю Зоны, Отдела «П» и Фонда в целом. Однако, в последующей беседе, на упоминание Марша о геноциде тлеедов, Усачёв лишь сослался на плохую совместимость с книгами. Это очень плохо состыковывалось с реальностью, где даже распоследняя уборщица, работающая в Фонде, знает о несметном количестве шкафов, набитыми скелетами, в истории Отдела «П» ГРУ.
Это говорило о том, что Усачёв явился в Зону 112, миновав четырёхлетнее базовое обучение, устроившись сразу на место предводителя МОГ. И это как никогда кстати клеилось с происшествием днём ранее, когда Марш, чувствуя, как на его шее сдавливаются створки медвежьего капкана, попытался связаться с Одинцовым в попытке предупредить последнего о наличии в его отряде крота. Устроившись возле полевой станцией связи, Владимир заметил, что в адресной строке открытого канала, спрятавшись в обилие цифр и случайных букв, можно было увидеть маркер о том, что сообщение, перед тем, как попасть к Одинцову, проходит через ещё один неизвестный приёмник. И пока Марш размышлял, как оповестить Смотрителя о появившейся проблеме, Усачёв, уже заметивший его нервоз, быстренько подбежал к нему и принялся выпытывать подробности его подозрительного поведения.
— Братан, — честно признался Марш, — я в тот момент понял, что рядом со мной шпион, возглавляющий двенадцать тяжело вооружённых человек. За плечами у меня сраный Таумиэль, сотрясающий землю, а всё что я знаю о СвОрах — это то, что они все абсолютно ёбнутые на голову.
Именно в этот момент Владимир и смирился с мыслью, что сделать в этой ситуации ему, в общем-то, уже особо и нечего. Опасаясь, что опытный боец легко учует его ложь, Марш решил говорить только правду. Поэтому он рассказал о том, что ему страшно хочется забухать. Принесённые Усачёвом две таблетки оказались обычным парацетамолом, который Марш принимал только в случае похмелья, то есть раз четыреста за время работы в Фонде.
Всё остальное время он вглядывался в стоящее у входа в главный корпус железное дерево. Находясь на противоположном конце участка, Древо Морали, раскачиваясь, оглядывала серую, затянутую тучами местность. Но чаще оно стояло почти неподвижно, направив взгляд через широкую, заваленную мусором и ржавыми сгнившими останками машин, аллею. Вдоль этой аллеи шли несколько корпусов, но самый большой из них был прямо по центру, на другом конце пути.
Во время спора с Авророй о том, как им лучше разделиться, Владимир уже осознавал, что должен подойти к этому дереву. С разумными аномалиями важно не столько научное исследование, сколько попытка договорится о приемлемом поведении: не шуметь и, желательно, не жрать людей.
По какому-то чудному стечение обстоятельств, Древо обладало вполне себе мирным характером, и точно знало, когда собеседник врёт. Попытавшись применить всё своё обаяние, Владимир вскоре понял, что провести манипуляции с древней аномалией не удастся. С другой стороны, в том не было необходимости, ведь главное, что его поняли и не убили в первые секунды общения.
В конце концов, учёный внутри Владимира взял верх над алкоголиком: рассказы железного дерева о заводе, о себе, об Отделе, о носителях, о взглядах на мир — всё это в миг вытеснило остальные мысли в голове доктора Марша.
Сжимая вспотевшими ладонями диктофон, Владимир спросил, может ли дерево помочь ему с устранением шпиона, которым оказался Усачёв. Дерево, конечно же, отказалось, объяснив, что устав обязывает её защищать только главный корпус.
— А что же делать с теми, для кого нет устава? — Спросил Марш, задирая голову, в попытке посмотреть аномалии в глаза.
И это был единственный раз, когда дерево не ответило.
С другой стороны, старший исследователь и не надеялся на помощь аномалии. Основная ставка была сделана на то, что следующий, кто прослушает эту запись (а за неё, учитывая ценность подобных интервью, будут рвать глотки), непременно узнает о личности шпиона.
— Где диктофон сейчас? — Округлив глаза, спросил Могилевич.
— У Оганяна.
— Отлично. План такой: я возвращаюсь в Зону 112, и используя свои полномочия, пишу запрос о помощи с компьютера Смотрителя. Такое обращение Администраторы точно не смогут оставить без внимания, и вышлют нам небольшую армию. Проблема в том, что полиция не оправилась ещё от последствий восставшего из мёртвых сварщика, а высланное подкрепление прибудет только через полтора дня. Я могу взять к себе в машину всех, кто не состоит в «Шторме», но здесь по-любому должен кто-то остаться, Марш.
— Объяснить отсутствие сотрудника в моей должности будет непросто, — заметил Марш. — Я останусь.
Кивнув, Могилевич покинул Владимира, широкими шагами направляясь в сторону Шихобаловой.
***
Главный корпус, минус-девятый этаж, 18:00
Нежилец двигался по длинному слабо освещённому коридору. Его разум, освобождённый от плоти, ледяными ручьями тёк между слоями материи. Остаток сознания, постигнувший свою суть лишь спустя полторы тысячи лет после собственной смерти, мог созерцать чудо инженерной мысли. Это был, в прямом смысле этого слова, ЖИВОЙ памятник человеческому эго.
— Все вещи, происходящие с нами имеют смысл, — говорила ему Гетера спустя тысячу лет после их первой встречи.
Он наткнулся на неё в шумном ирландском баре. Расследуя какое-то очередное дело, по поручению старшего Инквизитора, он прибыл в отдалённый городок, стоящий на зелёных холмах. Раньше работа Странников, как тогда называлась их должность, не предусматривала наличие у профессионала семьи и дома. Расследование могло уйти
