разрываемая энергией слез. Время от времени раскаты плача купируются короткими злобными распоряжениями:
— Молчи, я кому сказала! Молчи, тварь ты мелкая! Сил моих нету, ну! Молчи!
Кричит одетая в голубой пуховик девушка, вступившая в материнские права, едва-едва выйдя из дочерних обязанностей. На ее лице такое выражение, как будто она была уверена, что раннее замужество несет радость, покой и чувство защищенности, а оказалось, что это все — про жизнь с алкоголиком, приводящим в дом дружков, про разрисованные зайцами обои на съемной квартире и утопленный малым в унитазе новый кредитный телефон. Она глобально обижена на Вселенную. Иные ее реплики подкрепляются глухими шлепками, после которых плач затихает на секунду, а затем взрывается еще громче.
Чтобы не ночевать в Вилейке, Яся выехала в половине четвертого утра, с легким рюкзачком, в котором собраны вещи на сутки. Завтра вечером она должна быть в Минске, ведь послезавтра — приемный день для передач отцу и ее рабочая смена. Яся не хочет спать, она хочет захотеть спать. Она хочет уткнуться лбом в ледяное стекло, провалиться в небытие и подремать хотя бы сорок минут.
— Ты в бар опять потащился, да? — надрывается девушка в пуховике. — В бар? Да? Ну как нет? Ну да же! Да! Ой, да знаю я, как ты на вокзале! Знаю, как ты по малой вышел! Уже пятнадцать минут нет тебя! Пятнадцать минут пи-пи не можешь, да? Да ты белую жрешь там, мудень! Свою всю пропил, мою теперь спускаешь?
Ребенок перешел на визг, но мама уже сконцентрировалась на другом ребенке, вызывающем в ней куда больше ненависти:
— Давай быстро ноги в руки и вали обратно в автобус! Данька плачет! У него истерика из-за тебя, козлонавта! Я его уже замахалась по жопе бить! Что в туалете? Я вот тебе сейчас покажу в туалете! Я тебе сейчас, скотобаза, покажу! — мама застегивает пуховик и выскакивает из автобуса, оставив крохотного мальчика на сидении одного.
По платформе расхаживает галка. Птица вообразила, что на грязном перроне вилейкинского вокзала она может найти что-то съестное. Она пробует одно за одним: выплюнутую кем-то жвачку, размякший в талом снегу окурок, конфетную обертку. Ее поиски настолько тщетны, что становится непонятно, как в принципе могут выжить птицы в эту беспросветную зиму, в этом закатанном в тротуарную плитку городе. И почему они не улетят? Ведь могут! В отличие от людей, у птиц есть крылья. Поковыряв клювом сигаретную пачку, галка грузно подпрыгивает, поднимается на крыло и уходит покато вверх, в серый картон неба. И вдруг становится понятно, что улететь, по-настоящему улететь, галке невозможно. Небо всего одно.
Потеряв из виду маму, ребенок прекращает плакать и начинает тихо поскуливать. Равнодушный водитель заводит ПАЗик — ему кажется, так семейная драма разрешится быстрей. Яся смотрит на влипшего в окно мальчика. Тот весь превратился в глаза, сканирующие зеркальные стекла вокзала в поисках родненьких, слишком занятых своей разборкой, чтобы помнить об оставленной на дерматине живой душе.
Яся присаживается рядом с ребенком, гладит его по голове и приговаривает:
— Не бойся, Данька. Мама сейчас вернется. А пока — посмотри туда. Видишь Луну? — Идеально ровный диск выглянул из-за облака и сияет на утреннем солнце свежеотчеканенной латунью. — Видишь справа на Луне пятнышко? Оно еще слегка темней всех остальных? Это — Море Ясности, Данька. На его нижнем берегу, выше и левее Моря Спокойствия, находится Озеро Радости, или Lacus Gaudii. Добраться до него очень просто, — голос девушки вздрагивает и хрипнет. — Нужно сесть в лодку. И плыть от Озера Сновидений по диагонали.
Она вытирает мальчику слезы своим мизинцем, а затем обнимает его и слегка покачивается с ним из стороны в сторону. Как если бы они сидели в лодочке, поддерживаемой фиолетовыми волнами.
…
© Виктор Мартинович, 2016
© Валерий Калныньш, дизайн и макет, 2016
© «Время», 2016
