Матушка Ласвелл, переполненная и ужаса, и облегчения при виде мертвого Шедвелла, оглянулась на тропу, думая, что это подоспевшие профессор и его спутники открыли стрельбу с дальней дистанции. Однако там никого не было. Вернувшийся Билл присел рядом с ней — укрытие было выбрано удачно и позволяло хорошенько осмотреть окрестности.
Спустя несколько минут подле хижины появились два человека, которые, пригнувшись, пересекли открытое пространство и скрылись в узком проходе, который вел к деревне троглодитов. Один, карлик, нес ружье. А вторым — трудно поверить — оказалась мисс Бракен, причем карлик держал ее за руку! Снова послышалась ружейная пальба. «Это Клингхаймер, — подумала Матушка, — пытается попасть в двоих беглецов». Но те быстро спрятались в развалинах, и он упустил свой шанс. Со своего места Матушка видела, как чуть позже двое мелькнули, сбегая вдоль ручья, сверкавшего зелеными искрами. Теперь они шли беззаботно, словно причудливая пара из сказки, совершающая прогулку. А потом зазвучала музыка — высокий тонкий звук, отчетливо различимый в неподвижном воздухе: карлик заиграл на флейте «Бобби Шафто вышел в море».
— Это всё карлик, — сказал Билл удивленно и огорченно. — Шедвелл был мой, Богом клянусь!.. А тут карлик играет на флейте и стреляет ему прямо в шею… Нет, ты видела?
— Ну конечно, видела, Билл.
— Мне не дали прикончить Шедвелла!
— Может, на то Господня воля — уберечь тебя от отнятия человеческой жизни в минуту гордыни. Это зачтется в Судный день.
— Что же это — Господь меня удержал, а карлика подтолкнул? Это ведь неправильно!..
— Кто знает, что правильно, Билл, когда ты на милю под землей и во мраке? Мы исполним, что нужно, и будь что будет. Я тебя попрошу: если я усну — то есть войду в транс, — проследи за мной. Может, и не войду, но я должна сделать свою часть. Я вернусь к тебе, когда все закончится, и мы отправимся домой.
* * *
Сент-Ив пошел к Хасбро, поглядывая краем глаза вниз, в расселину, Табби, рыча словно зверь, лез ему навстречу. Мгновенная картина: упавший фонарь и вытекшее пылающее масло высвечивают нескладного парня, стоящего на коленях позади трупа, у трупа пол-лица снесено напрочь, неподалеку валяется красный котелок. Парень опустил взгляд и держит свое ружье обеими руками, как подношение.
Хасбро, как быстро установил Сент-Ив, получил сквозное ранение в бедро. Он был без сознания и дышал с трудом. Рана на голове, полученная при падении, почти не кровоточила — очевидно, вдавленный перелом.
— Это Дженкинс, посыльный! — услышал Сент-Ив слова Элис, адресованные, похоже, Табби.
— Так вы знаете этого негодяя, мэм? — спросил Табби.
— Да. Стукните его, если он попытается сбежать. И, пожалуйста, воздержитесь от отрезания ушей, — проинструктировав Табби, Элис подошла к Сент-Иву и встала рядом с ним на колени.
— Прижми покрепче мой платок к ране, вот тут, — сказал ей Сент-Ив. — Пуля прошла насквозь, но есть угроза кровотечения. Вот так — как можно крепче. Ты ему не повредишь.
Он выдернул шнурки из ботинок Хасбро, скрутил их вместе, обмотал вокруг бедра выше кровоточащей раны и попросил Табби:
— Одолжите мне ваш нож с ножнами. И ваш пиджак, если не возражаете. Он будет куда меньше похож на пиджак, когда мы закончим, но нам надо поднять Хасбро наверх, и потребуются носилки. Куртку парня тоже. Трех будет довольно.
Табби, не сводя взгляда с Дженкинса, передал Сент-Иву нож, который тот использовал, не обнажая, чтобы закрутить жгут потуже вокруг ноги Хасбро. Подсовывая нож под шнурок, Лэнгдон сказал Элис:
— Надо ослаблять его время от времени, или мы погубим ногу.
Потом снова осмотрел голову Хасбро, отведя волосы в сторону.
— Тут ничего не сделать, только доставить его поскорее в больницу. Соединим ружейные стволы, получится один шест, а для другого подойдет мой посох. Обмотаем пиджаками… А нести его придется вчетвером. И это значит, что мы на время оставим наших друзей.
— Конечно, это рационально, — кивнула Элис.
— Рационально, о да, — согласился с долей иронии Сент-Ив. — Звучит как ругательство, но ты права. У нас нет выбора. Кстати, что это за парень? Ему можно доверять?
— Это Дженкинс, мельчайший служащий городского Бюро работ, — стала объяснять Элис, поднявшись и глядя на Дженкинса, который с нарастающим страхом косился на Табби. — Он сотрудник мистера Льюиса из того же Бюро работ, который, я совершенно уверена, установил бомбу, едва не убившую тебя при спуске в провал.
— Я Льюису не друг! — возмутился Дженкинс. — Делал, что он и прочие мне говорили, — или, сказали они, моей семье конец. Я и ружья не держал прежде, кроме как по зайцам пострелять и всякое такое, до сегодняшнего дня, когда мистер Клингхаймер сказал, что я должен идти с ним под землю…
— Когда мы с вами впервые увиделись, Дженкинс, вы знали, что происходит? Что мистер Льюис посылает меня навстречу опасности? Говорите правду.
— Опасности? Нет, мэм. Никак. Я ведь на вас посмотрел. Помните? Я не знал, что еще могу сделать, так что я сделал, что сказано, то есть передал им, что вы собирались в…
— Я верю вам, Дженкинс. У вас есть шанс искупить вину. Нам нужна ваша куртка, ваша верхняя сорочка и подтяжки, если не возражаете.
— Шнурки тоже, — добавил Табби.
— Но вы же помните, как я на вас посмотрел, мэм? Я же не имел в виду, что… — тут парень начал рыдать, вытирая глаза рукавом и возясь при этом со шнурками и подтяжками.
Табби занимался носилками. Просунув ружья и посох сквозь рукава своего пиджака, застегнул его пуговицами вверх, а затем принялся связывать вместе совмещенные стволы, насадив куртку Дженкинса с другой стороны — воротник к воротнику.
— Да, я помню этот взгляд, — ответила Элис, — на ваше счастье. Мне бы его тогда понять… Вот лента с моей шляпки, Табби.
— И еще я бы одолжил шляпную булавку. Хочу связать эти куртки вместе, но мне для этого надо продырявить ткань. Пуговицы не выдержат.
Сент-Ив ослабил жгут и приоткрыл Хасбро веко на одном глазу — все еще без сознания. Потом, затянув жгут снова, они вчетвером подняли раненого и уложили его на импровизированные носилки.
— Становитесь, Дженкинс, — велел Сент-Ив. — Пропустите руку под узел, вот тут, чтобы поддержать. И вы, Табби, тоже, если не возражаете. Мы не можем себе позволить уронить его. Помоги нам боже — хотя бы как временное подспорье, ведь мы не слишком много хотим. Я понесу фонарь. А теперь подняли — все разом!
И, равномерно распределив вес Хасбро между собой, они двинулись вверх по тропе тяжелым ровным шагом.
XLI
СРАЖЕНИЕ
Жюль Клингхаймер сидел в известняковой нише, освещенной его собственной фосфоресцирующей плотью. Голова Мориса де Салля оставалась в клетке, тоже испускавшей зеленый свет. Впрочем, испускала она и кое-что другое, что можно было бы назвать продуктами ментального распада — их наличие ощущалось как крайне неприятный запах. Человек этот был в свое время воплощенным злом, по-своему блистательным, но теперешняя эманация мозга де Салля была в высшей степени идиотичной и по этой причине более злобной — звериное безумие, тяготившее даже Клингхаймера и, похоже, неуправляемое. «А с чего ему быть другим?» — думал он. Голова теперь была вещью — да, наделенной изрядной мощью, — но простой камень мог превратить ее в желе. Жюль Клингхаймер, будучи живым человеком, имел выбор — множество выборов — и переживать из-за какой-то головы не собирался. Вот еще! Клингхаймер пнул клетку и немного изменил положение тела. Теперь он отлично видел хижину, где укрылись мальчишка и Клара. Внутри он заметил еще какого-то старика — должно быть, Гилберта Фробишера. Отныне никто из них не сможет покинуть хижину без ведома Клингхаймера, который с удовольствием избавит мир от обоих мужчин, как только выпадет подходящий случай. Хотя лучше подождать, пока вернутся Флиндерс и Дженкинс, чтобы его руки остались чисты — из уважения к Кларе, чьи чувства пока невинны.
