Я разглядела широкий темный фюзеляж, винт, со свистом разрезающий воздух. Вертолет мягко, словно бабочка, опустился на поляну. Артур нашел ангелов с железными крыльями.
“Как раз вовремя”, – сказали они потом. Как раз вовремя.
* * *
Я стояла неподвижно, как статуя, в комнате ожидания отделения интенсивной терапии. Сестра выдала мне зеленые хирургические брюки и блузу вместо разорванной одежды, Лиза привезла свитер. Она тут же уехала обратно в “Медвежий Ручей”, чтобы позаботиться об Артуре и Эсме. Они все еще дрожали, но чувствовали себя хорошо. Тайберы заполонили ферму. Все поздравляли Артура и Эсме, удивлялись их бесстрашию. Эту пару называли святыми, спасителями, хранителями медведей. За Квентина Тайберы молились.
Я услышала шаги. Кто-то шел по коридору от лифта. Из-за угла появился высокий, величественный седой мужчина в пальто поверх строгого темного костюма. Он держал под руку маленькую хрупкую пожилую женщину с осанкой королевы. В ее темных волосах серебрилась густая проседь. Тяжелое черное пальто распахивалось при каждом шаге, так как она опиралась на массивную трость. Квентин говорил мне, что его мама не позволяет больной ноге мешать ей двигаться с нужной скоростью.
Я посмотрела в ее полные отчаяния глаза. Она подошла ко мне, протягивая руку. Мы мгновенно узнали друг друга. Я схватила ее ладонь обеими руками.
– Квентин еще не проснулся после наркоза. Врачи говорят, что мы сможем поговорить с ним только утром.
– Мне необходимо увидеть его.
– Я провожу вас.
– Анджела, я подожду здесь, – со спокойным достоинством произнес спутник матери Квентина.
Я решила, что это Альфонсо Эспозито. Анджела повернулась к нему.
– Нет, я хочу, чтобы ты тоже пошел… Мы семья. Он нуждается в тебе. И мне ты тоже необходим.
Его глаза заблестели. Альфонсо прошел за нами по длинному коридору и через двойные двери в отделение интенсивной терапии. Одна из моих родственниц со стороны Тайберов, старшая сестра отделения, кивнула мне, когда мы проходили мимо, давая понять, что регламент посещений не распространяется на ее родню. Мы вошли в крохотную палату, где лежал Квентин, подключенный к нескольким аппаратам. Ему сделали операцию, и теперь он спал глубоким сном без сновидений.
Выглядел Квентин ужасно, я понимала это. Белый как полотно, с трубкой, по которой поступал кислород, опутанный проводами и датчиками. Как будто техника полностью контролирует его жизнь. Маленькая рука Анджелы вцепилась в мою, потом разжалась. С ее губ сорвался стон отчаяния. Я отошла назад, к Альфонсо.
Она прислонила трость к кровати и подошла поближе к Квентину. Трясущимися руками Анджела коснулась лица сына, пригладила волосы.
– Ты знаешь, как сильно я люблю тебя? – сказала она. – И какой ты чудесный сын? Нет, ты этого не знаешь, потому что я не говорила тебе об этом с тех пор, когда ты был еще ребенком. Прости меня, прости. – Анджела поцеловала его в лоб и прижалась щекой к его щеке. Ее голос упал до отчаянного шепота. – Ты будешь жить. Ты сын своего отца, и он знает, что ты пытался сделать для него последние несколько месяцев. Он так гордится тобой. И я горжусь тобой, Квентин. – Пожилая женщина подняла голову и заплакала, глядя на него. – Твои отец и мать любят тебя. Мы снова стали одной семьей.
– Вы, наверное, ненавидите меня за то, что я втянула его в эту историю, – сказала я Анджеле ночью, когда мы сидели вместе в комнате ожидания.
– В эту историю Квентина втянул его отец, – спокойно ответила она, протянула руку, коснулась моего подбородка и повернула меня к себе. – Ты вытянула его, – мягко добавила Анджела. Ее глаза наполнились слезами, она улыбнулась. – Здравствуй, Роза.
Я закрыла глаза, и Анджела прижала мою голову к своему плечу. Я поджала ноги и свернулась рядом с ней словно ребенок. Вскоре в комнату вошел мистер Джон. Мы с Анджелой выпрямились и смотрели на него, не веря своим глазам. На нем были голубая больничная рубашка, белые носки и тонкий халат с эмблемой птицефабрики Тайбера. Один из отсоединенных проводов от монитора сердечного ритма уходил под воротник рубашки. Оставалось ждать скорого появления встревоженных медсестер.
Я познакомила его с Анджелой. Он взял ее руку в свою и галантно поклонился.
– Как чувствует себя Квентин? – спросил меня мистер Джон.
– Мы ждем, чтобы он проснулся. Говорят, что это случится не раньше завтрашнего утра.
– Он будет жить. Квентин сильный. Не сомневаюсь, что он такой в отца. – Мистер Джон откашлялся. – Я теперь трачу много времени, чтобы узнать новости. Не могу сказать, что меня не впечатлило то, как сложилась история нашей Железной Медведицы. Я имею в виду ее стоимость. Но есть кое-что более важное. Люди преданы этой скульптуре, а я оказался паршивой овцой в стаде. Не скажу, что смогу ее полюбить, но мне нравится то, чем она стала для тех людей, о ком я забочусь. – Он снова протянул руку Анджеле. – Я искренне надеюсь, что вы простите меня за все то зло, что я причинил скульптуре и памяти вашего мужа. И я молюсь о том, чтобы Квентин поскорее встал на ноги.
Анджела пожала ему руку.
– Я принимаю ваши извинения и за Ричарда, и за нашего сына.
Мистер Джон повернулся ко мне:
– Как бы мне хотелось, чтобы сейчас твой отец был с нами.
– Папа знает, что вы хотите ему сказать, и я тоже. – Я встала и обняла старика. – Все в порядке.
Мистер Джон посмотрел на меня со слезами на глазах и задумчивой улыбкой.
– Я умнею понемногу, – признался он. – Некоторые люди видят свет, но для меня этого было недостаточно. – Мистер Джон помолчал. – Я должен увидеть Медведицу.
Я улыбнулась. Мы слышали, что сестры из отделения кардиологии уже бегут по коридору. Они проскочили мимо комнаты ожидания, но одна из них заметила мистера Джона, и через секунду обе женщины уже стояли перед нами.
– Мистер Тайбер, – сурово заявила одна из них. – В следующий раз мы наденем на вас наручники и прикуем к кровати!
– Вы арестованы, – пошутила я.
– Ничего не поделаешь, – с вызовом ответил мистер Джон. Он засмеялся, когда сестры уводили его.
* * *
Когда на следующий день Квентин пришел в себя, я была рядом, ожидая этого момента. Я наклонилась, поцеловала его. Он смущенно, сонно заморгал, закрыл глаза, потом снова открыл их после еще одного поцелуя. Я прошептала его имя, погладила его по щеке, объяснила, где он находится, и рассказала, что произошло в горах и как его оперировали. Он не отрывал от меня глаз, но я видела, что память еще подводит его, как ни старался он восстановить пропущенные часы. Врачи предупреждали меня, что люди, побывавшие так близко от смерти, не сразу могут все вспомнить.
– Если ты заблудился, я помогу тебе найти дорогу домой, – пообещала я, испуганная, но старающаяся казаться спокойной.
– Дом, – прошептал Квентин. Паутина сомнений растаяла, и он вернулся ко мне, живой. Он смотрел на меня, как на чудо. – Люди не будут сплетничать, – прошептал Квентин.
