трепыхающимся телом. Сплюнул ошметки боярской плоти… И с силой нанес тяжелым монгольским сапогом несколько ударов. Прямо в лицо.
— Иду, Сашика, — негромко сказал он, убедившись, что Шереметев мертв. — Я уже иду.
И покачивающейся походкой двинулся к пленнику.
— Сейчас… Сейчас… — бормотал маленький тигр, пытаясь утереть с лица кровь ладонью, полностью залитой кровью.
С большим трудом, работая одной более-менее целой рукой, Аратан размотал барабан и спустил Дурнова на землю. Опустился рядом на колени с раздобытым где-то здесь же ножом. Даур, не скрываясь, рыдал навзрыд, разрезая веревки и оглядывая почти голое тело, покрытое десятками ожогов и свежих ран.
— Ничо-ничо, — приговаривал он то ли другу, то ли самому себе. — Сейчас пойдем… Сейчас пойдем, Сашика.
Несколько раз Аратан останавливался, набираясь сил. Распутав Дурнова, встал и попытался поднять друга на ноги. Тот дико заорал от боли в обожженных ступнях и вывороченном плечевом суставе. Даур попытался закинуть раненого на плечо, да только сам упал под весом Большака.
— Надо самому, — прошептал он, задыхаясь. — Надо постараться, Сашика.
И Сашика постарался. Оперся на посох Шереметева и встал сам. Взвывал при каждом шаге, но добрался до ступенек наверх. Аратан, как мог, поддержал его, помогая выбраться наружу.
…Вся поляна была усеяна телами. Тоболяки, черноруссы лежали вперемежку. Кто в луже крови, кто — с обугленным лицом. Где-то были слышны стоны — но ни одного осознанного движения.
— Господи боже… — слезы проложили борозды по грязи на щеках беглеца из будущего. Он невольно осел, но Аратан не дал ему упасть. Зато грохнулся сам.
— Ничо, ничо, — бормотал он, пытаясь сесть. — Надо идти, Сашика. Надо идти. К реке. Слышишь? К реке… Там… Еще два десятка наших. Они еще отбиваются, Сашика! Иди к ним!..
— Хорошо, — закивал Дурной, боясь переступить ногой. — Пойдем к нашим, Аратан…
— Нет, — маленький тигр, мучительно напрягшись откинулся спиной на стенку избы и выдохнул с облегчением. — Ты, наверное, сам… Я тут… Тут подожду.
Даур был уже практически целиком грязно-бурого цвета. Кровь сочилась из десятков маленьких порезов и больших ран, пропитывала одежду, красила кожу.
— Да, — кивнул Дурной. — Ты посиди, друг… Отдохни. А я приведу наших.
Большак растерянно оглянулся. Вокруг — сплошная и, кажется, бескрайняя сибирская тайга. Он помнил, в какой стороне течет Тобол. Кажется, помнил…
…Каждый шаг отдавал страшным ударом боли. Даже по ровной земле обожженными ступнями ходить было мучительно больно. А если под ногой оказывалась сухая веточка, шишка или камешек — взрыв боли становился просто зашкаливающим! Дурной шагал мелко-мелко, тщательно выбирая место, куда опустить ступню. Шажок за шажком. Шажок за шажком…
Примерно, через час он полностью пересек широкую поляну. Встал у опушки. Посмотрел на расстилающийся перед ними бурелом.
И заплакал.
Обернулся за спину. Аратан, не мигая, смотрел в хмурое тобольское небо. Наверное, перед его глазами уже сияют бездонные голубые небеса Темноводья — такие непохожие на черные амурские волны. Онгоны встречают его дух, который скромно, но с затаенной гордостью говорит: «Я шел до конца. Я сделал все, что мог»…
Грудь маленького тигра дернулась в судорожном вдохе.
Жив! Жив!
«Живи, Аратан! Живи! А я дойду. Дойду…».
Дурной решительно шагнул в лес. И тут же застонал от дикой боли.
— Суки! — заорал он исступленно, согнувшись, словно, ему скрутило живот.
Потом медленно разогнулся, опираясь на ствол дерева. Осторожно шагнул. Еще. Еще.
— Смилуйся, государыня Рыбка, — шепотом взмолился он строчкой из детской сказки. — Третье желание. Осталось же третье… Помоги! Смилуйся, государыня Рыбка…
На шестой или седьмой шаг он проглядел и наступил прямо на жесткий сучок, который проткнул запекшуюся кожу и вошел в еще живое мясо. Голова просто взорвалась от боли! Дурной рухнул на землю, завывая в небеса.
«Не смогу идти… Поползу!» — зло решил он и встал на четвереньки.
Вернее, попытался, потому что сразу хлопнулся носом в прелую прошлогоднюю листву из-за вывернутого сустава плеча. Глухо заорал-зарычал прямо в вонючую «подушку». Отдышался. И с большим трудом поднял корпус вертикально, оставаясь на коленях.
«Колени целые — значит, на них пойду!».
Раздвигая плечами ветви, Дурной стал перебирать коленями, углубляясь в лес. Уже начало смеркаться, а он почти не приблизился к реке. Силы утекали, но он перебирал изувеченными ногами. Раз за разом.
«Я дойду, — приказывал беглец из прошлого сам себе. — Надо найти наших… Надо привести помощь Аратану… Надо вернуться домой… К Чакилган. Я обещал…».
В вечернем сумеречном лесу, у которого не видно ни конца ни края, только и слышно было, что шорох слежавшейся листвы, редкое потрескивание веточек и еле различимый хриплый шепот:
— Я дойду… Я дойду… Я дойду…
Тихий, угасающий шепот посреди бескрайней тайги.
Конец романа «Амурский путь»
Конец цикла «Русь Черная»(но это еще вопрос)
Вместо эпилога
Это не эпилог к циклу, а обращение к читателям.
Почему-то, поставив последнюю точку, я испытываю неосознанную потребность извиниться перед читателем…
Но все-таки делать я этого не буду. А вот объясниться надо.
Я хочу официально заявить, что концовка цикла «Русь Черная» не вызвана внешними факторами. Я не устал от цикла (наоборот, у меня уже несколько дней в голове настоятельно стучится замысел на продолжение, вытекающее из этой концовки). И тем более я не решил закончить цикл из-за того, что интерес читателей к нему угасает.
Я практически с самого начала замысла планировал закончить цикл именно так, как сделал это в предыдущей главе. Правда, тогда планировался двухтомник. Первое желание Золотой Рыбке — инициация истории. Битва у Нингуты и второе желание — рубеж между первым и вторым томом. Второй том заканчивается третьим желанием, которое… которое увы. Уже позже возникло желание сделать любовную линию локомотивом истории. Из-за этого первый роман раздулся до двух томов, и получилась трилогия.
Но концовка должна была быть именно такой, какой вы ее и увидели. Как говорил хитропопый Шнур в «Дне выборов»: «Ради нее все и писалось». Эта концовка максимально полно выражает мою идею.
И я очень надеюсь, что вы ее, если не разделяете, то понимаете.
Однако, я не первый год на АТ и знаю, как непросто мне с вами, а вам — со мной) Я понимаю, что я не Шекспир, а всего лишь сетевой автор, который работает ради читателей. Поэтому я готов пойти навстречу читательской воле.
Для меня лично концовка однозначна и окончательна. Однако,
